Мартлет и Змей

– Господин барон! Господин барон! – Запыхавшийся стражник распахнул двери кабинета и облокотился о косяк, чтобы перевести дух.

Вид у воина был еще тот: шлем-салад съехал на затылок, туника смята, пояс с мечом так сильно болтается, что ножны едва ли не волочатся по полу, – в общем, попадись сей нерадивый малый на глаза своему капитану, трое бессменных суток в карауле стали бы для него ничтожнейшим из возможных наказаний.

Танкред даже опешил от подобной наглости:

– Что это значит, головешка каминная?!

Подумать только, какой-то нерадивый хлыщ посмел столь бесцеремонным образом ввалиться в Логово Змея, не утруждая себя даже мыслью о стуке и полагая, должно быть, что какие-то там его «срочные» и «требующие немедленного вмешательства дела» позволяют ему вести себя без должного почтения. Тем более что он оторвал барона от важного письма, которое тот как раз перечитывал, и, ко всему прочему, еще и вынудил подняться из-за стола.

Нахмуренные брови волшебника не сулили солдату ничего хорошего – каждый обитатель Бренхолла, от членов баронской семьи до последнего поваренка, прекрасно знал, что наилегчайший способ навлечь на себя неприятности – это потревожить Танкреда Бремера во время работы. Письмо, надо сказать, было из самого Гортена, скрепленное личной печатью герцога Валора, в нем новоиспеченный правитель королевства рассыпался в жалобах своему другу и союзнику: дескать, народ в столице только и делает, что чихвостит его имя, перешептываясь и распуская лживые слухи по кабакам да подвалам, неблагодарная знать отнюдь не спешит приносить клятвы верности и поддерживать его законные притязания на трон, и все кому не лень строят у него за спиной козни и плетут заговоры. При этом герцог совершенно искренне возмущался подобному вероломству, как будто за пару седмиц до этого сам он, образно говоря, не вонзил нож в монаршую спину. Бремер и не думал отвечать этому ничтожеству, но его весьма забавляли требовательно-молящий тон самого письма и возлагавшиеся при этом герцогом на него, Танкреда, надежды.

От размышлений на тему дальнейшей судьбы королевства, согласно планам барона, весьма безрадостной, его и отвлек тот самый, взмыленный и перепуганный от собственной вынужденной неучтивости стражник:

– Господин барон, беда! Узник из камеры «Перевернутая Семерка» бесследно исчез!

Письмо с гербовой печатью Валоров выпало из руки Танкреда и, скрутившись в свиток, скатилось под стол, но Бремер даже не посмотрел в его сторону. Лицо барона вдруг побелело, зрачки сузились, а сердце на миг замерло, перестав стучать, – вся кровь будто отхлынула от груди и лица, подобно морской волне, чтобы тут же вернуться и ударить вновь с десятикратной разрушительной силой. Кулаки Огненного Змея сами собой сжались от гнева, и он в бешенстве обрушил их на ни в чем не повинный стол, при этом яркая огненная вспышка озарила помещение, породив небольшой горячий смерч, который разметал в стороны многочисленные документы, книги, свитки и письменные приборы. От нестерпимого жара одна из штор у окна и несколько листов бумаги на полу начали тлеть, занимаясь пламенем. Ошеломленный солдат негромко стонал, неловко прикрывая глаза руками – было похоже, что он только что едва не лишился зрения.

– Харнет! – громко крикнул барон.

Будто только того и ожидая, старый слуга тут же возник за спиной у едва стоящего на ногах от пережитого ужаса стражника.

Танкред молча кивнул в сторону пожираемой огнем шторы и быстрым шагом покинул разгромленный кабинет.

Несчастный воин, с головы которого окончательно слетел и без того криво сидевший шлем, едва удерживая опаленной кистью порванный пояс с мечом, заспешил следом.

Весь путь от донжона до смотровой башни Танкред преодолел практически бегом, скорее всего ни один из обитателей Бренхолла не видел господина барона настолько спешащим куда-либо, да еще в подобном состоянии. Если бы сейчас кто-то из слуг или родственников посмел хотя бы обратиться с каким бы то ни было вопросом к своему сюзерену, тот, не раздумывая, обратил бы несчастного в пепел. Прекрасно чувствуя бушующую внутри хозяина замка ярость, домочадцы спешили поскорее убраться подальше с его пути. Пока барон спускался по винтовой лестнице в подземелье, он распалился еще больше – кривые ступени и узкая клетка спуска и без того каждый раз приводили его в ярость.

– Снести! К Бансроту снести эту лестницу! Клянусь, в Бездну спуститься легче, чем в эту башню!

Наконец Огненный Змей очутился перед камерой. Массивная железная дверь лежала рядом, грубо сорванная с петель, стены в коридоре были черны от копоти, а каменный пол выглядел так, будто на нем несколько часов жгли костры. Пустую сейчас камеру с единственным грубым лежаком в углу едва освещали зажженные снаружи факелы. В коридоре плотно стояли воины из личной стражи барона – похоже, здесь были все, кто отвечал за охрану башни. В воздухе чувствовался стойкий запах паленой плоти, точно совсем недавно у этих дверей на кого-то опрокинули котел с кипящим маслом.