Мартин Иден

— Знаете, Мартин, вы иногда пугаете меня. Мне и теперь становится страшно, когда я подумаю о вас и о том, чем вы были. Вы должны быть очень, очень добры ко мне. Подумайте, ведь я в конце концов просто ребенок. Я никогда еще не любила…

— И я тоже. Мы оба дети. Какое это великое счастье, что мы нашли друг в друге свою первую любовь.

— Но это невозможно, — воскликнула она, быстрым, порывистым движением освобождаясь из его объятий. — Невозможно для вас. Ведь вы были моряком, а моряки, я слыхала… они…

Голос ее прервался и замер.

— Вы слышали, что у них бывают жены в каждом порту? — подсказал он. — Вы это хотели сказать?

— Да, — ответила она тихо.

— Так ведь это не любовь. — Он говорил убедительно. — Я бывал во многих портах, но никогда не испытал даже мимолетного чувства любви, пока не увидел вас в тот первый вечер. Вы знаете, когда я попрощался и вышел от вас, меня чуть не арестовали.

— Арестовали?

— Да. Полицейский подумал, что я пьян. И я, действительно, был пьян от любви к вам.

— Но мы отвлеклись. Вы сказали, что мы дети, а я ответила, что для вас это не может быть правдой.

— Я сказал, что никого не любил до вас, — ответил он. — Вы моя первая любовь, моя настоящая первая любовь.

— Но ведь вы все-таки были матросом? — возразила она.

— Так ведь это не мешает тому, что я люблю вас первую.

— Однако же были ведь женщины… другие женщины… О! — и, к величайшему удивлению Мартина, она вдруг залилась слезами, так что потребовалось немало поцелуев и ласк, чтобы успокоить ее.

Когда он утешал ее, в голове его все время вертелась строчка Киплинга: «Но знатная леди и Джуди О'Греди — родные сестры в душе». Он решил, что это правильно, хотя романы, которые он прочел, заставляли его думать иначе. По этим произведениям у него сложилось представление, что в высшем обществе допускались только формальные предложения. Там, в низах, юноши и девушки завоевывали друг друга объятиями и поцелуями, но ему казалось немыслимым, чтобы утонченные представители высшего общества проявляли свою любовь таким же образом. Значит, романы лгали. Доказательство налицо. Те же объятия и ласки без слов, которые производили впечатление на девушек рабочего класса, так же влияли и на девушек другого, высшего круга. Все они были созданы из одной и той же плоти, все, в конце концов, были сестрами в душе; он сам, пожалуй, мог бы додуматься до этого, если бы вспомнил Спенсера. Держа в объятиях Рут и успокаивая ее, он находил большое утешение в том, что «Полковница-леди и Джуди О'Греди» очень похожи друг на друга. Это сближало его с Рут, делало ее более доступной. Она была создана из той же плоти и крови, что и другие, что и он сам. Препятствий к их браку не было. Единственная разница между ними — это принадлежность к разным классам, но класс — только внешнее отличие. Им можно пренебречь. Он как-то читал, что один раб возвысился до римской порфиры. Если это так, то и он мог возвыситься до Рут. Под ее чистотой, святостью, культурой и эфирной красотой души скрывалась та же человеческая природа, что у Лиззи Конолли и всех ей подобных. Все, что было свойственно им, свойственно и ей. Она способна так же любить и ненавидеть; у нее, быть может, так же бывают истерики, и уж, конечно, она умела ревновать, как ревновала в эту минуту, всхлипывая в его объятиях.

— Да я к тому же старше вас, — вдруг сказала она, открывая глаза и глядя на него, — на целых четыре года.

— Вы настоящее дитя, а я на сорок лет старше вас по жизненному опыту, — ответил он.

В сущности, они оба были детьми во всем, что касалось любви, и в выражениях своей любви были незрелы и наивны, как двое детей, несмотря на то что она получила университетское образование, а его голова была полна научных теорий и сурового жизненного опыта.

Они сидели, освещенные гаснувшим сиянием дня, и вели обычный разговор влюбленных, дивясь чуду любви и странной судьбе, столкнувшей их. Они не сомневались, что никто никогда не испытывал еще такого чувства, и то и дело возвращались к воспоминанию о первом впечатлении, произведенном друг на друга, тщетно пытаясь точно проанализировать характер и силу своего чувства.

Солнце потонуло в густых массах облаков, скопившихся на западе. Весь небосвод окрасился в розовый цвет до самого зенита. Все вокруг них потонуло в этом теплом розовом свете, озарившем и их обоих в ту минуту, когда она запела: «Прощай, счастливый день!». Он держал ее в своих объятиях, ее руки были в его руках, и каждый из них держал сердце другого в своей руке.

Глава XXII

Миссис Морз не понадобилось прибегнуть к материнской проницательности, чтобы прочесть то, что случилось, по лицу Рут, когда та вернулась домой. Румянец, не сходивший с ее щек, глаза, расширенные и лучистые, ясно отражавшие ее сердечное ликование, красноречиво говорили о том, что произошло.

— Что случилось? — спросила мать, дождавшись, пока Рут легла в постель.

— Ты догадалась? — спросила Рут дрожащими губами.

Вместо ответа мать обняла ее и ласково погладила по голове.