Мартин Иден

— Не решайте наперед. Я совсем не собираюсь предаваться радужным мечтам. Это будет холодная, прозаическая, чисто деловая работа. Мне кажется, что это лучше, чем снова пускаться в море, и я заработаю больше денег, чем может заработать на каком-либо другом месте в Окленде человек, не имеющий специальности. Видите ли, этот отдых, который я себе устроил, открыл предо мной новые перспективы. Я не слишком переутомлялся и в то же время не писал — по крайней мере не писал для печати. Я делал только одно: любил вас и размышлял. Я читал, но мое чтение переплеталось с моими мыслями, и читал я главным образом журналы. Я много размышлял о себе, о мире, о месте, которое отведено мне в жизни, и о шансах добиться положения, достойного вас. Я прочел также «Философию стиля» Спенсера и нашел там много такого, что имеет значение для меня, вернее, для моей литературной работы, и для большинства той литературы, которая печатается в журналах. А вывод из всего этого, то есть из моих размышлений, чтения и любви, следующий — я решил сделаться литературным ремесленником. Я отложу в сторону художественные произведения и займусь черной работой, буду писать всякие шутки, статейки, юмористические стишки и тому подобную ерунду, на которую существует, по-видимому, большой спрос. Затем есть еще такие агентства, которые обеспечивают материалом для фельетонов, мелких рассказов и воскресных приложений. Я могу стряпать материал, который им нужен, и достаточно этим зарабатывать. Есть, знаете, рыцари пера, которые выколачивают от четырехсот до пятисот долларов в месяц. Я не стану гоняться за такими деньгами, но, во всяком случае, смогу зарабатывать достаточно и притом буду свободен, чего мне не даст никакое другое занятие. А свободное время я буду посвящать науке и серьезным занятиям. Познакомлюсь с лучшими произведениями, чтобы разобраться в них, проанализировать и самому научиться создавать достойные вещи. Ведь я сам поражаюсь тому, как много я успел за этот срок. Когда я в первый раз попробовал взяться за перо, то мне, собственно, не о чем было писать. Я не мог даже разобраться в том жалком запасе впечатлений, которые успел скопить за свою жизнь. Право, у меня совсем не было мыслей, не было даже слов для их выражения. Мои впечатления — это была вереница картин, лишенных смысла. Но когда я начал приобретать знания, овладевать словом, то начал из этих впечатлений уже что-то выносить. Я задумался над ними и нашел им объяснения. Вот тут-то я и начал писать настоящие вещи: «Приключение», «Радость», «Котел», «Вино жизни», «Веселая улица», «Сонеты о любви» и «Песни моря». Я еще много напишу таких вещей и даже лучших, но теперь буду заниматься этим только в свободное время. Теперь я чувствую под ногами твердую почву. Сначала черная работа и заработок, а потом художественное творчество. Чтобы доказать вам, я как раз вчера вечером написал с полдюжины юмористических стихотворений для сатирических еженедельников. Когда же я собирался ложиться спать, мне пришло в голову попробовать свои силы в юморе, и я за один час написал целых четыре шуточных куплета. Они, во всяком случае, стоят по доллару за штуку. Четыре доллара за несколько мыслей, пришедших в голову перед сном, ведь недурно? Конечно, все это ничего не стоит, просто скучное и бессмысленное кропание, но оно нисколько не скучнее и не бессмысленнее, чем ведение конторских книг за шестьдесят долларов в месяц, выписывание бесконечных столбцов пустых цифр в течение всей жизни. Да и работа эта все-таки имеет отношение к литературе и даст мне возможность создать значительные вещи.

— Но какая польза от этих значительных вещей, от этих художественных произведений? — спросила Рут. — Ведь вы не можете продать их!

— О, конечно, могу, — начал он, но она перебила его.

— Из всех вещей, которые вы назвали и которые считаете хорошими, вы не продали ни одной. Не можем же мы пожениться, имея в запасе только художественные произведения, которые не продаются.

— Ну, значит, мы поженимся, имея в запасе куплеты, которые будут продаваться, — смело заявил он, обнимая Рут, которая на этот раз не проявила обычной податливости. — Вот послушайте, — сказал он с напускной веселостью. — Это, конечно, не искусство, но зато верный доллар:

Он здесь надумал побывать,
А я ушел меж тем.
Хотел он денег призанять.
Затем и вышел погулять —
Вернулся он ни с чем.
А я домой пришел опять,
Но он ушел совсем.

Веселая интонация, с которой он начал читать этот шутливый стишок, уступила под конец место унынию. Он не вызвал даже улыбки на лице Рут. Она смотрела на него серьезным тревожным взглядом.

— Может быть, это и стоит доллар, — сказала она, — но это доллар шута, заработок клоуна. Разве вы не видите, Мартин, что это унизительно? Я хочу, чтобы человек, которого я люблю и уважаю, был лучше и выше сочинителя шутовских стишков.

— Вы хотели бы, чтобы он был похож… скажем, на мистера Бэтлера?