Мартин Иден

Луна еще не всходила. Рут глядела на усыпанное звездами небо, не обмениваясь ни единым словом с Мартином, и вдруг почувствовала себя необычайно одинокой. Она взглянула на него. Порыв ветра сильно кренил лодку, и Мартин, держа в одной руке румпель, а в другой грот-шкот, слегка поворачивал к ветру, внимательно всматриваясь вдаль, чтобы разглядеть ближайшие очертания северо-восточного берега. Он не чувствовал устремленных на него глаз Рут, и она внимательно вглядывалась в Мартина, размышляя о странностях характера, заставлявших этого молодого, исключительно одаренного человека тратить свое время на писание ничтожных и бездарных произведений, заранее обреченных на неуспех.

Ее взгляд скользнул по сильной шее, слабо выделявшейся при свете звезд, и перешел на красиво посаженную голову; знакомое желание обвить руками его шею снова проснулось в ней. Сила, которая внушала ей отвращение, в то же время и влекла ее. Чувство одиночества еще больше обострилось вместе с ощущением усталости. Качка раздражала ее, и она вспомнила головную боль, которую он вылечил, и успокоительную силу, казалось, таившуюся в нем. Он сидел рядом с ней, совсем близко, и толчки лодки как будто подталкивали ее к нему. Вдруг в ней проснулось желание прильнуть к этой мощной груди, найти в нем опору. Это было смутное, полуоформленное желание, и оно заставило Рут почти сознательно склониться к Мартину. А может быть, это сделал крен лодки? Она сама не знала и никогда не узнала этого. Она сознавала только, что испытывает от этого облегчение и блаженное ощущение покоя. Быть может, действительно виновата была лодка, но Рут не делала попытки изменить позу. Она слегка опиралась на его плечо и осталась сидеть так, даже когда он переменил положение, чтобы ей было удобнее.

Это было безумием, но она не желала замечать его. Это не была уже прежняя Рут, это была женщина, в которой говорил женский инстинкт, женская потребность опереться на мужчину. И, хотя она едва касалась Мартина, эта потребность все же казалась удовлетворенной. Теперь она уже не чувствовала усталости. Мартин молчал. Если бы он заговорил, очарование тотчас же было бы нарушено, но его любовная сдержанность продлила эти чары. Он был ошеломлен, голова у него шла кругом. Он не мог понять, что происходит. Это было слишком чудесно, чтобы быть действительностью. Он едва сдерживал безумное желание бросить руль и парус и сжать ее в своих объятиях. Но инстинкт подсказал ему, что это было бы ошибкой, и он радовался тому, что шкот и руль удерживали его руки и мешали поддаться соблазну.

Однако он сознательно замедлял ход лодки, без зазрения совести ослабляя парус, чтобы удлинить галс к северному берегу. Берег заставит его переменить место, и это блаженное ощущение прекратится. Он искусно управлял лодкой, замедляя ее движение, так что спорщики ничего не замечали. И Мартин мысленно благословлял все тяжкие испытания, перенесенные им в прежние плавания и научившие его господствовать над морем, лодкой и ветром, сделав, таким образом, возможной для него эту ночь, это плавание рядом с ней, это бесконечно дорогое ощущение ее головы на своем плече.

Когда первые лучи луны коснулись паруса, заливая жемчужным сиянием лодку, Рут отодвинулась от него. Отстраняясь, она почувствовала, что и он делает то же самое. Желание скрыть это от других оказалось взаимным. По молчаливому тайному соглашению все должно было остаться между ними. Она сидела поодаль от него, и щеки ее пылали, ибо только теперь она понимала все значение этого маленького происшествия. Она сделала что-то такое, чего не должны были видеть ни братья, ни Олни. Как это случилось? Ведь она никогда в жизни не делала ничего подобного, хотя ей не раз приходилось кататься в лодке при лунном свете с молодыми людьми. У нее никогда даже не зарождалось желания совершить что-либо подобное. Она была подавлена стыдом и тайной своей пробуждающейся женственности. Украдкой она взглянула на Мартина, который был занят тем, что переводил лодку на другой галс. В этот момент она готова была возненавидеть его за то, что он заставил ее совершить такой нескромный, постыдный шаг. Он, единственный из всех мужчин! Быть может, ее мать была права: она слишком часто видится с ним. «Это никогда больше не повторится», — решила Рут. В будущем она постарается пореже встречаться с Мартином. У нее мелькнула нелепая мысль как-нибудь объяснить ему то, что произошло, когда они в первый раз останутся одни, солгать, упомянуть как бы невзначай, о приступе слабости, который она испытала перед самым восходом луны. Но тут она вспомнила, как они отодвинулись друг от друга перед разоблачительницей-луной, и поняла, что он не поверит ей.