Мартин Иден

Неопытность и избыток чувства сковывали Мартина, но он продолжал сближаться с нею, бессознательно стараясь зажечь ее с помощью прикосновения. Прикосновение его руки было ей приятно и доставляло ощущение гораздо более глубокое, чем простое удовольствие. Мартин не знал этого, но он понимал, что это не вызывает в ней неприятного чувства. Правда, они подавали друг другу руки лишь при встрече и прощании, но руки их часто соприкасались, когда они брались за велосипеды или же передавали друг другу захваченный на прогулку в горы томик стихов и перелистывали его. Подчас ее волосы касались его щеки, а плечо задевало плечо Мартина, когда они сгибались вместе над какой-нибудь страницей, восхищаясь красотой стиха. Она смеялась про себя над нелепыми желаниями, которые у нее зарождались при этом: по временам ей хотелось потрепать его за волосы, тогда как ему нестерпимо хотелось положить голову ей на колени и мечтать, лежа так с полузакрытыми глазами, об ожидавшем их будущем. Прежде, на воскресных пикниках, в каком-нибудь парке он часто клал голову на женские колени и обычно спокойно засыпал глубоким сном, в то время как девушки защищали его лицо от солнца, любовно дивясь той величавой небрежности, с которой он принимал их любовь. До сих пор ему казалось, что нет ничего легче, как положить свою голову на колени девушки, но теперь, когда это была Рут, такое не представлялось ему возможным.

Именно в этой сдержанности и заключалась вся сила его стремлений. Благодаря ей он ни разу не пробудил в Рут тревоги. Неопытная и робкая, она не замечала опасного направления, по которому совершалось их сближение. Она льнула к нему, сама не подозревая этого, тогда как он, наслаждаясь этой возрастающей близостью, все хотел осмелиться, но не решался.

Однако раз он решился. Придя как-то перед вечером, он застал Рут в ее комнате. Шторы были спущены, и она жаловалась на ужасную головную боль.

— Ничего не помогает, — ответила она на его вопросы. — А порошки от головной боли мне запретил принимать доктор Холл.

— Я думаю, что вылечу вас и без лекарств, — ответил Мартин. — Я не уверен, конечно, но можно попробовать. Это простой массаж. Я выучился этой штуке у японцев. Ведь они, вы знаете, превосходные массажисты. Потом я усовершенствовался в этом деле у гавайцев и изучил несколько новых приемов. Они называют это lomi-lomi. Массаж этот во многих случаях заменяет лекарство, и эффект иногда даже превосходит результаты действия любых порошков и микстур.

Лишь только руки его коснулись ее головы, она глубоко вздохнула:

— Как хорошо.

Через полчаса она заговорила снова:

— Вы не устали?

Вопрос был лишний, и она знала, каков будет ответ. Затем она погрузилась в полудремоту. Из кончиков его пальцев истекала жизненная сила, отгоняя боль. Так, по крайней мере, казалось Рут. Наконец, она почувствовала облегчение и заснула.

В тот же вечер она позвонила ему по телефону, чтобы поблагодарить.

— Я проспала до обеда, — сказала она. — Вы совершенно излечили меня, мистер Иден, и я не знаю, как благодарить вас.

От радости он путался в словах, отвечая ей; и все время, пока он разговаривал с Рут по телефону, в мозгу его носились мысли о Броунинге и болезненной Элизабет Баррет. Он, Мартин Иден, мог сделать то же самое для Рут Морз. Вернувшись в свою комнату, он принялся за «Социологию» Спенсера, лежавшую раскрытой на его кровати. Но он не мог читать. Любовь тревожила его и порабощала его волю, так что, несмотря на всю свою решимость, он снова очутился за маленьким, залитым чернилами столиком. Сонет, написанный им в эту ночь, был первым из цикла пятидесяти любовных сонетов, которые он закончил в течение двух месяцев. Когда он сочинял их, в уме его носились «Сонеты с португальского». Этот цикл он написал в самых благоприятных условиях для создания великого произведения: ибо в этот период Мартин, опьяненный сладким безумием любви, переживал величайшее напряжение всех жизненных сил.

То время, которое он проводил без Рут, он посвящал «Сонетам о любви» и чтению у себя дома или в читальнях, где он ближе знакомился с современными журналами, их направлениями и содержанием. Часы же, которые он проводил с Рут, сводили его с ума, ибо были полны обещаний и неопределенности.

Через неделю после того, как он вылечил ее от головной боли, Норман предложил совершить в лунную ночь прогулку на яхте по озеру Меррит. Артур и Олни поддержали его. Мартин единственный среди них умел управлять парусами, и эту обязанность возложили на него. Рут села рядом с ним на корме, тогда как трое молодых людей расположились на середине яхты и углубились в какой-то спор о студенческих делах.