Мартин Иден

Джо прочел свои правила вслух, и Мартин одобрил их; однако он все время думал о том, когда же, наконец, Джо уберется.

Было уже далеко за полдень, когда он проснулся. Сознание окружающего стало постепенно возвращаться к нему. Он огляделся. По-видимому, Джо потихоньку вышел, когда он задремал. Это было очень тактично с его стороны, подумал Мартин, после чего он вновь закрыл глаза и опять уснул.

В последовавшие за этим дни Джо был слишком занят устройством своей прачечной и потому не мог часто беспокоить Мартина; о его отъезде мало кто знал; только накануне отбытия парохода газеты объявили, что он, Мартин Иден, заказал каюту на «Марипозе».

Однажды, когда инстинкт самосохранения заговорил в нем, он пошел к доктору. Тот внимательно его осмотрел. Никакой болезни у него не оказалось. Сердце и легкие были в отличном состоянии. Все его органы работали вполне нормально и исправно.

— У вас ничего нет, мистер Иден, — сказал врач, — положительно ничего. Состояние вашего здоровья не оставляет желать ничего лучшего. Откровенно говоря, я завидую вашему здоровью. Великолепный у вас организм. Посмотрите, какая грудь. Эта грудная клетка и этот желудок — вот чем объясняется отличное состояние вашего организма. В смысле физического здоровья такие люди, как вы, встречаются редко — один на тысячу, даже на десять тысяч. Вы проживете до ста лет, если только не погибнете от какой-нибудь случайности.

Но Мартин знал, что диагноз, поставленный Лиззи, был правилен. Именно «башка» у него разладилась; единственное лекарство от этого — поскорее уехать в Океанию. Беда заключалась в том, что теперь, почти накануне отъезда, у него пропало всякое желание ехать. Южные острова привлекали его теперь не более чем вся буржуазная цивилизация. Мысль об отъезде больше не радовала его, а сама процедура отъезда пугала, как все, грозившее физическим утомлением. Он чувствовал бы себя лучше, если бы уже очутился на пароходе, в пути.

Последний день стал для него тяжелой пыткой. Прочитав в утренних газетах о его предполагаемом отъезде, Бернард Хиггинботам и Гертруда со всей своей семьей пришли проститься с ним, так же как и Герман Шмидт и Мэриен. Кроме того, оставались еще кое-какие дела: надо было заплатить по счетам и принимать неизменных репортеров.

С Лиззи он наскоро простился у подъезда ее вечерних курсов; простившись, он тотчас же быстро удалился. У дверей гостиницы он столкнулся с Джо, который никак не мог прийти раньше — он был слишком занят делами в прачечной. Это была уже последняя капля, но Мартин, крепко впившись в ручки кресла, просидел так с полчаса, беседуя с прежним товарищем.

— Помни, Джо, ты ведь не привязан к этой прачечной, — сказал он. — Веревок никаких тут нет. Ты можешь в любое время продать ее и растранжирить деньги. Когда она надоест тебе и тебя снова потянет бродяжничать, ты не стесняйся. Делай так, как тебе будет лучше.

Джо отрицательно покачал головой.

— Нет, хватит с меня по дорогам таскаться, спасибо. Бродяжничать было бы недурно, если бы не одна вещь — женщины. Я женщин люблю. Ничего с этим не поделаешь. Не могу жить без них, а приходится, когда бродяжничаешь. Сколько раз я, бывало, проходил мимо домов, где шли танцы или собирались гости; слышу женский смех и разглядываю в окна белые платья и улыбающиеся лица. Эх! В эти минуты я испытывал адские муки! Я слишком люблю танцы, и пикники, и прогулки при лунном свете, и все такое. Нет, дайте мне хорошую прачечную с вывеской, да чтоб у меня доллары в кармане звенели. Не далее как вчера я познакомился с одной девушкой и, знаешь ли, уже чувствую, что готов жениться на ней. От этой одной мысли я вчера целый день насвистывал разные арии. Какая она красавица! Глаза у нее чудесные, а голос — нет нежнее в мире. Подайте мне эту девушку — вот, что мне нужно. Скажи-ка, а почему бы и тебе не жениться? Ведь тебе денег некуда девать! Ты мог бы подцепить самую красивую и лучшую девушку во всей Америке!

Мартин с улыбкой покачал головой, удивляясь в душе, почему людям хочется жениться. Ему казалось это странным и непонятным.

Стоя на палубе «Марипозы», перед отплытием, он увидел Лиззи Конолли, которая пряталась в толпе на пристани. «Возьми ее с собой, — блеснуло у него в уме. — Так легко совершить доброе дело. Ведь она будет так бесконечно счастлива». На одно мгновение его охватило искушение, но оно тотчас же сменилось ужасом. Он испугался одной мысли об этом, и усталая душа его громко запротестовала. Он с тяжелым вздохом отошел от поручней и пробормотал: «Ты слишком болен, ты слишком болен».

Он спрятался у себя в каюте и оставался там, пока пароход не вышел из гавани. За завтраком в кают-компании он очутился на почетном месте, по правую руку от капитана. Вскоре он заметил, что все на пароходе носятся с ним как со знаменитостью. Но он не оправдал возлагаемых на него надежд. Целый день он проводил на палубе, лежа на шезлонге с закрытыми глазами, и почти все время дремал, а вечером рано ложился спать.