Тогда он принял вертикальное положение в воде. Взглянув вверх, на спокойные звезды, он выпустил из легких весь воздух. Быстрым и мощным взмахом он приподнялся так, что и плечи, и грудь его высунулись из воды. Он это сделал для того, чтобы потом быстрее погрузиться. И вдруг он расслабил все мускулы и без единого движения, словно белая статуя пошел ко дну. Очутившись под водой, он сделал глубокий вздох — сознательно, намеренно, точно вдыхал наркоз. Но как только он начал задыхаться, он тотчас же совершенно непроизвольно заработал и руками и ногами и вновь выплыл на поверхность; и снова он увидел над головой небо и тихое мерцание звезд.
Воля к жизни, опять с презрением подумал он, тщетно стараясь не вбирать воздуха в свои напряженные до боли легкие. Хорошо! Видно, придется попробовать другой способ. Он глубоко вздохнул, и его легкие наполнились воздухом. Этот запас даст ему возможность опуститься очень глубоко. Он перевернулся в воде и стал погружаться головой вперед; он плыл вниз, напрягая всю свою силу, всю волю свою. Он опускался все глубже и глубже. Глаза у него были открыты, и он наблюдал за мелькавшей в воде бонитой, оставлявшей за собой длинный, сверкающий бледным фосфорическим блеском след. Он очень надеялся, что бониты не нападут на него; это могло бы ослабить его волю. Но они не напали на него, и он нашел время послать благодарность судьбе за это последнее внимание к нему.
Все дальше и дальше плыл он в глубь океана, пока, наконец, руки и ноги у него не устали. Он уже еле двигался от утомления. Он знал, что достиг очень большой глубины. Давление на его барабанные перепонки было настолько велико, что становилось мучительным, и в голове у него шумело. Силы начали покидать его, но он все же заставлял свои руки и ноги двигаться и опускался все глубже и глубже. Но вдруг воля его ослабела, и воздух вырвался с шумом из его легких. Пузырьки, словно маленькие воздушные шары, стремительно понеслись вверх, скользя по его щекам и векам. Сразу же он почувствовал мучительную боль и удушье. Но эти страдания еще не смерть, промелькнуло в его затуманившемся сознании. Смерть не болезненна. Нет, это была еще жизнь, борьба жизни и смерти — это ужасное чувство удушья. Это был последний удар, наносимый ему жизнью. Руки и ноги перестали ему подчиняться. Они забились судорожно, слабо вспенивая воду. Но он перехитрил их и их «волю к жизни», которая заставляла их двигаться. Слишком уж глубоко он погрузился. Им уж не удастся вынести его на поверхность. Ему вдруг показалось, что он медленно плывет по какому-то морю туманных видений. Его охватило и окружило какое-то сияние, и он словно купался в атмосфере небывалой яркости и красочности. Но что это? Как будто маяк. Нет, это в мозгу у него сверкнуло что-то белое, блестящее. Сверкнуло раз, два, потом все чаще и чаще, все быстрее и быстрее. Послышались какие-то раскаты, словно грома, и Мартину показалось, что он летит вниз по широкой и бесконечной лестнице. И где-то в конце ее, далеко внизу, он погрузился во мрак. Вот все, что он понял. Он погрузился во мрак. Но в тот самый миг, когда его охватило это сознание, он уже перестал что бы то ни было осознавать.
Комментарии
«Мартин Иден» (1907–1909) — наиболее значительное и, пожалуй, самое неожиданное произведение Джека Лондона.
Этот роман отличается высокой степенью откровенности, что связано с некоторым послаблением журнальной цензуры с ее пуританским благонравием. Практически отсутствует романтический ореол, окрашивающий и буквально заставляющий светиться неким полярным сиянием не лишенную романтических начал прозу писателя.
В такой предприимчивой стране, как Америка, писателями-самоучками становились люди разных общественных слоев и разных профессий. Многие из уважаемых впоследствии авторов овладевали писательским мастерством не по университетским программам, а так вот непосредственно через «жизнь как она есть». Читателю, которому известна биография самого Джека Лондона, нетрудно проследить многочисленные параллели в судьбе автора и его героя. Джек Лондон не только обнажал свои собственные мысли и недостатки характера, но и порой горько иронизировал по этому поводу. Своему будущему биографу, социалисту Фредерику Бэмфорду Лондон писал: «…И ни один достопочтенный обозреватель не обнаружил, что эта книга является нападением на индивидуализм, что Мартин Иден погиб из-за того, что был таким отъявленным индивидуалистом, что и не подозревал о потребностях других и что поэтому, когда развеялись его иллюзии, ему не оставалось ничего, ради чего ему стоило бы жить».
Мартин Иден — человек с «повышенным чувством справедливости». Самому Джеку Лондону было нелегко идти на компромиссы с совестью, но потом он начал, по его собственным словам, приспосабливаться, что дается людям этого типа нелегко.