Мартин Борман

К этому времени Гитлер и его ближайшее окружение переселились в систему бункеров под имперской канцелярией в Берлине. Никто не мог войти в бункер фюрера без того, чтобы его сначала не обыскали охранники СС на предмет обнаружения оружия или взрывчатки. Но, как архитектор, который хорошо знал бункеры, Шпеер помнил, что они имели вентиляционную установку. Его замысел заключался в том, чтобы пустить смертоносный газ в вентиляционную систему, которая находилась в саду имперской канцелярии. После того как Шпеер добыл газ, он осмотрел в середине марта вентилятор и обнаружил, что он был окружен, по личному приказу Гитлера, защитной трубой высотой 4 метра.

Шпееру пришлось отказаться от своего плана покушения. Но 18 марта он передал фюреру другой доклад. В нем подчеркивалось, что Германия не сможет продолжать войну более двух месяцев. «Если война проиграна, — ответил Гитлер, — то нация должна тоже погибнуть. Это неизбежно. Нет необходимости принимать во внимание основные потребности народа ради продолжения его крайне примитивного существования…»

На следующий день Гитлер издал свой «приказ Нерона». По свидетельству Шпеера, в приказе предписывалось взорвать «все промышленные предприятия, все важные электростанции, системы водо — и газоснабжения… все крупные магазины, торгующие продовольствием и одеждой… Военным властям следовало уничтожить все мосты, железнодорожные сооружения, а также каналы, все корабли, все товарные вагоны и локомотивы…». Разрушения, не входившие в компетенцию военных, должны были произвести гаулейтеры Бормана.

23 марта Борман лично издал директиву своим гаулейтерам. Всех немцев, а также иностранных рабочих и военнопленных следовало переселить с востока и запада в еще не оккупированные центральные районы рейха. «Миллионы людей, — писал позднее Шпеер, — должны были переселяться пешком. Им не полагалось никакого обеспечения, да это и невозможно было сделать в сложившейся обстановке. Выполнение приказов Бормана привело бы к невообразимой голодной катастрофе».

Эти приказы не были, однако, полностью выполнены в результате действия двух факторов. Одним из них было быстрое занятие германской территории союзными войсками. Другим — взаимодействие Шпеера с определенным числом командующих местными воинскими частями в предотвращении осуществления разрушений согласно распоряжениям гаулейтеров Бормана.

Шпеер был единственным высокопоставленным представителем германского руководства, который посмел в присутствии Гитлера оспорить целесообразность решения фюрера продолжать войну. Борман не только уклонился от этого, но делал все возможное для продолжения безнадежной борьбы.

«Борман следил за тем, чтобы Гитлера не информировали о реальной внутренней политической обстановке, — свидетельствовал генерал Гудериан, который был смещен в марте с поста начальника Генштаба после серии бурных споров с фюрером по поводу военной стратегии. — Он [Борман] препятствовал встречам с Гитлером даже гаулейтеров. Так, возникла абсурдная ситуация, когда гаулейтеры… приходили ко мне, представителю офицерского корпуса, к которому они относились столь недоверчиво, и просили моей помощи в организации приема Гитлером, поскольку Борман постоянно мешал их попыткам добиться встречи с фюрером по обычным партийным каналам.

Чем более Гитлер впадал в хандру, а военная обстановка становилась хуже, тем меньше людей могли встретиться с диктатором. Все надлежало делать через циничного маклера фюрера — Бормана, и его методы становились все более успешными.

Я неоднократно вступал с ним в острые конфликты из-за его постоянного саботажа необходимых военных мер ради той темной политической игры, которую он вел…»

Гудериан не знал определенно, какую именно игру ведет Борман. Но каковы бы ни были его конечные цели, одна тайна Бормана легко раскрывается. Он стал правой рукой фюрера и мог влиять на него разными способами. Однако партийный секретарь не был способен манипулировать своим господином, когда тот принимал какие-нибудь важные решения. Власть Бормана не распространялась на фюрера, который оставался абсолютным хозяином Третьего рейха даже в это время.

«Все находились под его чарами, слепо подчинялись ему и не имели собственной воли — для этого явления можно было бы подыскать какой-нибудь медицинский термин», — отмечал Шпеер.