Мартин Борман

«Кемпка: Он спросил меня, какова ситуация и мог ли он пробраться через станцию Фридрихштрассе. Я сказал ему, что это практически невозможно, так как оборонительные бои были слишком интенсивными. Затем он продолжал спрашивать, возможно ли это сделать с помощью броневиков. Я сказал ему, что нечего и пытаться. Затем подошли несколько танков с вооруженными людьми, маленькие группы сели в них и прицепились по бокам. Далее танки пробили дорогу через противотанковое заграждение, а затем первый танк — где-то около середины с левой стороны, где шел Мартин Борман, — внезапно получил прямое попадание, я думаю, из гранатомета, выстрелившего из окна, и танк взорвался. Внезапно с той самой стороны, где шел Борман, вспыхнуло пламя, и я увидел…»

«Председатель: Вы говорите слишком быстро. Вы по-прежнему говорите слишком быстро. Последнее, что я слышал, вы сказали, что Борман шел в середине колонны. Верно?»

«Кемпка: Да, в середине, слева от танка. Затем, после того, как танк продвинулся на 40–50 метров за противотанковое заграждение, он получил прямой удар, я думаю, из гранатомета, выстрелившего из окна. Танк разлетелся на куски как раз в том месте, где шел Мартин — рейхсляйтер Борман. Я сам отлетел в сторону от взрыва и под силой упавшего на меня человека, который шел впереди, — я думаю, это был штандартенфюрер доктор Штумпфеггер — я потерял сознание. Когда я пришел в себя, я ничего не видел; я был ослеплен вспышкой. Затем я снова отполз за ограждение и с тех пор больше не видел Мартина Бормана».

«Др. Бергольд: Свидетель, вы видели, как упал Мартин Борман во вспышке пламени?»

«Кемпка: Да, действительно, я все еще вижу движение, которое было своего рода падением. Это можно назвать «вылетом».

«Др. Бергольд: Был ли взрыв настолько мощным, что, по вашему мнению, Мартин Борман должен был расстаться с жизнью?»

«Кемпка: Да, я могу наверняка сказать, что сила взрыва была настолько велика, что он погиб».

Трибунал не разделил уверенность предположения Кемпки. Его члены знали, что оба, Артур Аксман и Гюнтер Швегерман, заявили, что видели Бормана живым сразу после взрыва танка. Возможно, так как их показания противоречили Кемпке, доктор Бергольд не стал вызывать Аксмана или Швегермана для свидетельских показаний. Трибунал отклонил прошение прекратить дело против Бормана.

Доктор Бергольд жаловался, что это только усилит легенду о том, что его клиент все еще жив. Ранее доктор Бергольд высказался: «Действительно, уже появились «фальшивые» Мартины Борманы и шлют мне письма, подписанные Мартином Борманом, но не могут быть они написаны действительно им».

Тем не менее, 22 июля доктор Бергольд начал защиту своего клиента. «Ваша светлость, Ваша честь! — обратился к суду доктор Бергольд. — Дело подсудимого Мартина Бормана, чью защиту трибунал поручил мне, является необычным. Пока солнце национал-социалистического рейха было в зените, обвиняемый жил в тени. Также и во время суда он был теневой фигурой, и со всей вероятностью, он ушел к теням — местопребыванию покойных духов, по верованием древних. Он единственный из обвиняемых отсутствует, а статья 12 Устава относится только к нему…»

Главной линией защиты доктора Бергольда, и в данных обстоятельствах единственной, было утверждение, что трибунал делает ошибку, судя Бормана в его отсутствие. «За время этих долгих заседаний, — продолжал он, — человек Борман и его деятельность остались неосвещенными и в той неизвестности, в которой подсудимый, по своей натуре, оставался всю свою жизнь. Обвинение, которые многие другие подсудимые выдвинули против него, возможно, по особенным причинам, и очевидно, чтобы содействовать собственной защите и оправдать себя, не могут браться за основу юридического решения по соображениям справедливости. Обвинение заявило более, чем в одном случае, через своих представителей, что обвиняемые будут стараться переложить основную вину на мертвого или отсутствующего человека за действия, разбираемые сейчас трибуналом…»

«Никто не знает, что бы сказал подсудимый Борман этим людям в ответ, если бы присутствовал. Возможно, он смог бы показать, что его действия не были причиной событий, представленных в обвинительном акте; а также, что он не обладал влиянием, приписываемым ему как секретарю фюрера и партии».

Смысл данного аргумента доктора Бергольда был таков: «Пока Борман не появится и мы не услышим его лично, истинная его роль останется неизвестной. Никто, даже Верховный трибунал, не смог бы никогда вынести ему приговор. Дело становится сомнительным… К несчастью, уже начались легенды о личности Бормана, его деятельности и смерти. Но для здравого решения юристов легенды не являются веской основой для неоспоримого вердикта, свободного от любых сомнений». Доктор Бергольд закончил, попросив трибунал еще раз «прекратить слушанье против подсудимого Бормана, пока не услышат его самого, и он лично изложит свое дело…»