Так вот, я поняла, что дядя Том винит председателя в том, что Кларк пропал. Вряд ли это справедливо: если бы Кларк заметил, что за ним присматривают, он бы с легкостью смылся от полутора дюжин детективов, всего Космического патруля и стаи ловчих в придачу. Или они назывались «гончие»?
По словам Декстера, они так и не договорились, каким образом вернуть Кларка. Сама я думаю, что Кларк пропал нарочно: он хочет опоздать к старту «Трезубца» и остаться в Венусбурге, где, во-первых, Герди, а во-вторых, множество легких денег. Возможно, я путаю «во-первых» и «во-вторых».
Я пытаюсь уверить себя в этом, но мистер Кунья настаивает на том, что это похищение, что это не может не быть похищением и что на Венере есть только один способ вернуть похищенного живым и невредимым.
Единственное, чего здесь могут бояться акционеры, – это похищения детей. Они настолько этого боялись, что низвели похищение до уровня формального ритуала. И если похититель играет по правилам и не наносит жертве физического ущерба, он может быть уверен в том, что останется безнаказанным, и в том, что Корпорация выплатит любой выкуп, какой он сможет выманить.
Но если он играет не по правилам и его в конце концов ловят, с ним обходятся сурово. Декстер только намекал, что самое мягкое наказание – «смерть в четыре часа». Подробностей он не рассказывал, я поняла только, что похитителю вводят какой-то препарат, который не снимает, а, наоборот, усиливает болевые ощущения.
Декстер сказал, что Кларк будет в полной безопасности, если «старый дурень» не будет мешать естественному развитию событий. Через полминуты я поняла, кого он называет старым дурнем, и влепила ему пощечину.
Что ж, глубоко вздохнем и поплачем о годах моей счастливой невинности в Марсополисе, где я понимала, что к чему. А здесь я не понимаю ничего. Единственное, что я сейчас понимаю, – это то, что я больше не могу выйти из номера, кроме как с дядей Томом, и должна сидеть с ним в номере или таскаться за ним повсюду, куда бы он ни пошел.
Правда, благодаря этому обстоятельству я сподобилась побывать в «коттедже» семейства Кунья. Все было бы очень здорово, если бы я могла думать о чем-нибудь, кроме брата. «Коттедж» мистера председателя – «маленький скромный домик», чуть поменьше «Тангейзера», но куда более роскошный. Розовый дом президента Марсианской Республики мог бы целиком поместиться в местный танцзал. В нем-то я и поссорилась с Декстером, пока дядя Том и мистер Кунья продолжали свою великосветскую ссору в другой комнате этого «коттеджа».
Когда мы с дядей возвращались в «Тангейзер», я заметила, как он постарел за последние дни: он выглядел лет на пятьдесят или, если считать по-венериански, на все сто пятьдесят. Мы пообедали у себя в номере, причем оба едва прикоснулись к еде. Потом я села к телеокну, которое показывало Великий каньон в Эль-Дорадо или Эль-Колорадо, или как оно там еще называется, но не высидела ничего, кроме приступа акрофобии[18] и слез в два ручья. А каньон и вправду Великий.
А дядя Том просто сидел и был похож на Прометея перед очередным визитом орла.
Я сунула руку ему в ладонь и попросила:
– Отшлепай меня, дядя Том.
– Что?! – Он тряхнул головой и вернулся к реальности. – Зачем, детка?
– Потому что это я во всем виновата.
– О чем ты, дорогая?
– Это ведь я отвеча… отвечаю за Кларка. И всегда отвечала. Он же ничего не соображает. Маленьким он так и норовил свалиться в канал. Я его как минимум тысячу раз спасала.
Дядя Том отрицательно помотал головой:
– Нет, Подди, ты тут ни при чем, за все отвечаю я один. Я ведь loco parentis[19] вам обоим. А это значит, ваши родители были совсем уж loco[20], когда доверились мне.
– Но я чувствую себя ответственной за него. Это мой вечный крест.
– Нет. – Дядя Том снова покачал головой. – Если честно, ни один человек не может в полной мере отвечать за другого. Каждый из нас сам ведет свою игру со Вселенной, а она всегда остается сама собой и ни для кого не меняет своих правил. Рано или поздно она выигрывает и получает свое. Но нас это не останавливает. Мы пытаемся отвечать за другого, а потом оглядываемся и видим, что могли бы сделать это гораздо лучше. – Он помолчал, потом вздохнул и добавил: – Я не должен был обвинять мистера Кунью. Он тоже старался заботиться о Кларке. О вас обоих. Я знал это с самого начала. – Он помолчал и добавил: – Дело в том, что я от большого ума заподозрил, будто он воспользовался Кларком, чтобы надавить на меня. Я был, конечно же, не прав: мистер Кунья – честный по-своему человек, и не в его правилах использовать детей в политических целях.
– В политических?
Дядя Том удивленно посмотрел на меня, словно говорил с самим собой и только сейчас обнаружил, что не один в комнате.