Марсианин

– Души людей?! Это как? Священники, что ли?

– Нет. Социальный инженер – это психолог весьма широкого профиля. Нас и учат соответственно – семь лет.

– Так, может, ты и наше общество вылечишь? – полушутя-полусерьезно предложил Борис Ефимович.

– Вряд ли. Для этого нужны усилия огромного количества социопсихологов и не один десяток лет. Да и то лишь от грязи отмоют.

Диалог прервался, когда машина въехала в пригород. По сторонам замелькали облезлые, десятки лет не крашенные и не ремонтированные пятиэтажки, скудно освещенные уцелевшими уличными фонарями. Юля целиком переключилась на жадное созерцание той среды, в которой ей и ее друзьям предстояло жить.

Общага

На окраину города вышли уже затемно, пройдя через поля и заброшенные дачные участки. Коробки заводских корпусов выглядели уныло. Пустые, с какими-то деревцами и кустами, успевшими вырасти на плоских крышах, они производили впечатление чего-то такого «после-атомной-войны».

Как в одном фильме.

Но даже в фильме не удалось передать и части того, что испытывал человек, попав в эту тоскливую среду запустения и уничтожения.

Снаружи были еще видны остатки плакатов времен социализма, а в пустых цехах, на полу, отпечатки стоявших здесь некогда агрегатов и станков. В свете фонариков эти отпечатки смотрелись особенно жутко.

Когда-то в этих цехах, которые ныне стояли полностью пустыми, разоренными, темными (сняли даже провода и повыкапывали высоковольтные кабели), кипела жизнь, причем здесь делалось нечто не кастрюльное, а высокотехнологичное.

Мороз и наступившая темнота помогли группе укрыться от нежелательных глаз. Помогло и то, что цехи завода были во времена СССР новыми и их не успели окружить еще какими-то постройками. В отдалении виднелся лес, который пока не успели вырубить.

Местность была пустынной. Ни души.

Так как мороз был нешуточный, то хоть и под крышей были, но палатку поставили – она все-таки держит тепло, не дает ему рассеиваться в пространстве. Поставили ее прямо посреди какого-то помещения, на бетонном полу, растянув стойки обломками бетонных и кирпичных перегородок, которые разбили искатели металлолома.

Окна глядели на лес, так что мелькающий странный свет в заведомо пустом помещении никто из города заметить не мог.

Расположились на втором этаже здания, примыкавшего к ныне пустому большому цеху. Уже скоро «местность» приобрела вполне обжитой и привычный для туриста вид – свечи, зажженные и подвешенные на центральной стойке палатки, и огни двух горелок, на которых стояли чайники, давали приятный розоватый свет.

Но ощущение обжитости распространялось только на палатку и ближайшие ее окрестности. Все остальное навевало такую тоску, что люди как-то неосознанно старались не выходить за пределы освещенной области.

Лес, стоявший темной стеной за окном, казался почти домашним, но каким-то сиротливым на фоне соседствующего с ним опустошения. А город по другую сторону здания, наоборот, пугал.

Может быть, по этой причине почти никто из ребят не стал не только разглядывать город, но и вообще соваться на ту – «городскую» половину здания.

Владимира же, наоборот, влекло. Взяв фонарик, он молча отправился на ту сторону.

Освещенная часть очень быстро кончилась, и тьма, стоявшая в широченных коридорах, поглотила его. Чтобы соблюсти безопасность, Владимир на несколько секунд зажег фонарик, окинул путь, по которому предстояло пройти, и, не обнаружив препятствий, двинулся туда уже в полной темноте.

Пройдя почти в конец темного коридора, он увидел струившийся сквозь обломки двери слабый розовый свет города. Снова зажег фонарик, но теперь направил его вертикально вверх – на потолок, – чтобы свет получился максимально рассеянный. Далее тоже не было особых препятствий, за исключением обломков двери, торчавших из-под небольших сугробов – снег задуло сюда ветром через выбитые окна. Владимир снова выключил свет и, проморгавшись, привыкнув уже к полумраку, прошагал к окну, выходившему на город.

Город светился огнями, отражавшимися от завалившего его снега. Он был полузаслонен черной громадой соседнего мертвого корпуса.

Сзади послышались шаги – хруст снега и треск мелких обломков под башмаками. Обернувшись, Владимир опознал в подходившем Михаила. Опознал по пуховику, так как тот надвинул капюшон на глаза и застегнул воротник, из-за чего при плохом освещении лица не было видно.

– Изучаешь поле деятельности? – спросил Михаил, подойдя.

– Скорее свои ощущения по этому поводу, – ответил Владимир и кивнул в сторону городских огней.

– Ну и как?

– Как тогда, на Марсе, – стоял, смотрел на пустыню. Казалось бы, просто рыжая пустыня, а не наша. Но какая-то очень обычная… И небо там было тоже как наше, только почти черное – как на закате солнца… и созвездия те же, привычные. Здесь то же ощущение. Что странно: с одной стороны, этот город как бы и родной мне, а с другой… словом, как на совершенно чужой планете. Как будто попал в фантастический фильм и смотрю на город иной цивилизации.

– Но ведь так оно и есть. Они по отношению к нам иная цивилизация. И планета иная.

– То-то и оно…