В ответ Дмитрий выразительным жестом молча провел рукой себя по груди и указал на лыжника. Василий перевел взгляд на лыжника. Тот, поняв, что эти жесты относятся к нему, съежился и прикрыл голову руками. Но надпись на груди скрыть не догадался. Василий прочитал ее и тоже побледнел.
Командир экипажа понял по белым как мел лицам физиков, что произошло что-то экстраординарное. Не дожидаясь особых на то команд, он рванул машину вверх и, заложив вираж, на приличном ускорении ушел в сторону городка. По его глазам было видно, что он бы с радостью матюгнулся, но поскольку его «выражения» попали бы в эфир, сдержался. Вместо этого сухо доложил на землю, что взлетели и возвращаются с найденным пострадавшим.
Несколько мгновений летели в молчании. Но, видимо, на вертолете с ремонтниками, из-за полного отсутствия достоверной информации, возникла целая череда совершенно диких догадок, которыми они решили поделиться с пилотами, а те с руководителями спасательных работ. Пришла команда отчитаться об обстановке.
Командиру экипажа было нечего сказать в дополнение к тому, что он уже сказал ранее, и он подозвал Василия и сунул ему в руку микрофон.
– Земля желает знать, что происходит. Твоя версия, – коротко пояснил он.
Василий еле унял дрожь в руках. Дрожь особенно стала видна, когда он взял микрофон.
– Были у вышки ретранслятора. По словам Дмитрия Жаринова, она не наша. Говорит, что там большая Дыра.
Видно, запрашивал обстановку не тот человек, который был полностью в курсе дела. Что лепечет физик, прикомандированный к конкретному «борту», он явно не понял и переспросил:
– Какая такая «дыра»?!
Но тут в эфир вперся кто-то с явно генеральскими замашками.
– Пр-рекратить тр-реп в эфире! Всем бортам покинуть зону поражения по кратчайшей траектории. Немедленно! По исполнении доложить!
– Есть! – четко ответил командир экипажа и почти сразу добавил: – Борт девятнадцать вышел из Зоны. Направляюсь на посадочную площадку городка.
– Борт девятнадцать! Доложите о пострадавшем! – снова рявкнул все тот же генерал.
Василий поднес к губам микрофон и уже более твердым голосом доложил:
– Взяли пострадавшего у вышки. Одет как лыжник. Внешних повреждений не видно. Возможны легкие обморожения. И еще… – Василий судорожно сглотнул, – на груди у лыжника дурацкая надпись. На английском.
– Какого характера надпись?
– «Руссиа». Латиницей.
– Какой национальной принадлежности пострадавший, не выясняли?
– Нет. Но говорит по-русски без акцента. Сильно напуган.
Василий скосился на валявшегося на полу вертолета лыжника. Тот, видно, потихонечку приходил в себя и начинал оглядывать окружающее более осмысленно.
– На поле вас встречает группа медиков. Конец связи.
Паникеры
Тем временем на Полигоне сообщение, что нашли какого-то лыжника, вызвало серьезный переполох.
Забегали и спасатели, и военные, и космики.
Так как по рангу и допускам просто спасатели были ниже военных, а военные, что присутствовали на Полигоне, ниже, чем космики, то руководство тут же взяли на себя последние, молчаливо поддержанные представителями КГБ.
Поэтому жаркая ругань, возникшая поначалу по поводу пострадавшего, тут же прекратилась. Медиков от спасателей немедленно прикомандировали к группе офицеров КГБ, а к ним – одного из представителей космического ведомства.
Вот в таком составе вся группа и вышла из административного здания, навстречу садившимся вертолетам.
Часть военных тут же отбыла вместе с медиками и пострадавшим, а часть взяла в оборот обоих физиков, настоятельно предложив им пройти с ними для доклада.
Дмитрий, увидев среди военных капитана КГБ из «секретников», еще больше помрачнел. К тому страху, что был на его лице, прибавилась обреченность.
Капитан из «секретников», Александр Григорьевич Куманин, который был приписан к Полигону, был личностью весьма веселой, хоть и, по распространенному стереотипу, должность этому препятствовала. Но если четко разделять должностные обязанности и просто жизнерадостность, то все будет в порядке. Впрочем, если надо было общаться с физиками, математиками и прочим ученым людом Полигона, как раз эта жизнерадостность ему очень помогала. Хоть его и побаивались.
Побаивались еще по памяти о тех временах, когда незабвенный Лаврентий Палыч вел «Атомный проект». И как напоминание всяким прочим балбесам, портрет Лаврентия Павловича Берии, вместе с портретом основателя «конторы» Дзержинским, висел в кабинете капитана. По традиции.
Также по традиции самому капитану пришлось вникать в то, чем и как заняты на подведомственной ему территории ученые. В этом ему очень помогло его образование. Впрочем, если бы он не был первым на курсе в области точных дисциплин, его бы вряд ли направили курировать такой проект. Полковник, которому он попал в подчинение, сначала отнесся к новичку с сильным подозрением, но когда убедился, что молодой подчиненный может разговаривать на многие темы с учеными на их языке (хоть и не полностью на их уровне), успокоился и нагрузил Куманина работой.