Марсианин

В это время я все больше и больше стал приглядываться к Марсу совершенно с другой стороны. Я все чаще стал представлять, что будет здесь лет через сто – сто пятьдесят, когда поднимутся леса, а климат станет вполне устойчивым и вполне тропическим.

Я стал рисовать. Но не так, как обычные художники – там у меня таких возможностей не было, – а на ЭВМ. И на этих картинах я хотел представить, ЧТО будет там, где я побывал. Я видел уступы в руслах давно высохших рек, я видел скалы и берега. Я часто останавливался и грезил наяву, представляя, как с этих уступов будет греметь водопад, а по берегам шуметь лес. И чем чаще я это представлял, тем яснее видел.

Я видел башни грозовых облаков над закатными морями, я видел эти «луны Барсума», светящие сквозь облака, я видел закат Солнца и одновременный восход Кольца, сияющего в ночи и превращающего ночь в день.

Кольца из зеркал, которое мы построим над Марсом, чтобы обеспечить его таким же притоком тепла, как и нашу Землю…

А может, и бóльшим, чтобы было чуть побольше тропиков и поменьше холодных зон. И все это я изображал на своих картинах.

Весьма реалистичные картины получились, однако, из-за чего амеры потом долго (да, кажется, и до сих пор) спекулировали на тему, что на Олимпе я не был, а все это просто нарисовал. Их не убедили даже снимки, сделанные с орбиты, с большим разрешением, где вполне четко видны и флаги, и отражатели, которые я там выложил и оставил.

А ведь оставил я их именно для того, чтобы ни у кого не было сомнения, что я там ДЕЙСТВИТЕЛЬНО БЫЛ, если они будут видны из космоса.

Я думаю, что какая-то из очередных экспедиций снова поднимется на Гору и, возможно, кого-то из амеров с собой прихватит. Впрочем, что с них, убогих, взять, если они даже СВОЕ собственное достижение тысяча девятьсот шестьдесят девятого года умудрились попортить серией «улучшающих» фальсификаций?! Теперь на нас же свои грехи переписать пытаются.

Да и хрен с ними! Что НАМ их убеждать?! Мы Марс УЖЕ осваиваем…

Вот так я работал и развлекался, пока по небу не покатилась новая звезда – прибыла СМЕНА.

Танец, что я исполнил?

Не! Это был не экспромт! Я долго готовился, тренировался. Я давно подумал, что гопак, выполненный в скафандре на песках Марса, будет смотреться убойно. Гравитация там, правда, маленькая, но все равно эффектно вышло!

Хотел позабавить прибывающих, да и Землю тоже. Что, типа, я тут, как полагается, занимался не только научными исследованиями, но и спортом – на Олимп взошел, булыжник поднимал как штангу и об искусстве не забывал – картины рисовал, танцевать учился… в скафандре… и следующим сменам того же пожелал и «наказ» написал!

Кстати, когда пришла пора покидать Базу и отправляться на орбиту, я торжественно передал руководителю смены Второй Марсианской экспедиции тот самый юбилейный рубль. Помните его историю? Вот-вот! Так что рано или поздно на Марсе очередная смена передаст его тем, кто его с моей помощью туда послал.

Чую, что он так и останется там, как нечто типа вымпела или Переходящего Знамени, который будут передавать из рук в руки следующим сменам и экспедициям. Вот так, не подозревая о том, тот самый экипаж «Молнии», заложил красивую традицию – ведь это не абы что, не просто монета, денежка, а это «Сорок лет Победы»!

При прощании состоялся примечательный разговор. Руководитель смены признался, что когда спускались на Марс, ожидали увидеть на Базе хоть и живого, но несколько неадекватного космонавта.

А встретили вполне нормального, как будто только что вчера проводившего Первую экспедицию. Эдакого смотрителя-заведующего. Как будто ничего и не было.

Я только усмехнулся. Пусть то, чего мне это стоило, останется за скобками повествования.

Им там два года сидеть и с неприятностями воевать. Не буду жаловаться, буду хвастаться, чтобы у них повода раскисать не было. А им это очень понадобится.

На прощание же сказал:

– Ну, я тут управился и вам того желаю!

За всех ответил доктор:

– Мы будем стараться, мы обещаем!

А доктор тот самый – из Первой экспедиции. Цай Мин Нэн.

Возвращение

Дальше была дорога домой.

И она оказалась длиннее дороги ТУДА.

Почему так?

Да это как в туризме. Помните, когда заканчивается поход? Правильно! Когда рюкзак поставил дома на пол. Примерно то же было и у меня.

Когда мы стартовали на орбиту, я даже испытал нечто вроде сожаления. Как будто дом родной покидаю.

В сущности, так оно и было. База на эти долгие два года стала мне домом. Я ее обслуживал, я ее собирал, и теперь я ее покидаю. Надеюсь, не навсегда.

Я сидел в противоперегрузочном кресле и представлял, как наш старт выглядит со стороны провожающих. Ведь тот, предыдущий старт я запомнил в мельчайших деталях, смотря на него «вживую» с поверхности.

– Реактор, пуск!