Марсианин

Полыхнув короной, солнце выставило свой край из-за горизонта, и все вокруг тут же преобразилось. Засияли камни, скалы и щебень под колесами, а пустыня далеко внизу сначала медленно, а затем все быстрее стала наливаться красками от светлеющих сумерек и от великого «маяка» вершины. Еще через полчаса восходящее солнце добралось и до окружающих ландшафтов, отчего вся местность на некоторое время приобрела несколько сюрреалистический вид – ярко сияющие извивы полуразрушенных хребтов, вершины выветренных скал на фоне угольно-черных извилистых провалов между ними. Эти черные провалы и пятна, как ржавчина изрезавшие все вокруг, сливались с чернотой космоса, подчеркивая этим свое органичное с ним единство. Создавалось впечатление, что вся эта местность как бы плывет среди мрака Вселенной и сквозь дыры в ней так же, но снизу проглядывает бездна. Только через полчаса после восхода, когда солнце прогнало и этот задержавшийся в ямах и расселинах мрак, окружающее приобрело более-менее привычный вид.

Его вездеход стоял на одной из тех обширных многочисленных горизонтальных площадок, что он тщательно выискивал.

Встретив восход солнца (не забыв, как заправский турист, сделать панораму), Владимир еще раз огляделся. Он вовремя добрался до этой площадки – как раз перед тем, как поверхность под колесами вездехода совсем перестала различаться, потерявшись на фоне блеска вершины. Тут лежала его «заброска». Владимир залез в кресло водителя и вырулил вездеход к огромному, с дом, валуну, за которым сложил баки с последней заправкой. Он этот валун выбрал потому, что за ним большую часть дня сохранялась тень и баки с кислородом не нагревались солнцем, что могло бы привести к нежелательным последствиям. Из-за холода за валуном, прямо под его боком, за многие тысячелетия в ямке накопился целый ледничок замерзшей углекислоты. Именно на нем он и расположил свою последнюю «заброску».

Владимир аккуратно объехал валун и, сдавая назад по пушистому углекислотному снегу, подогнал вездеход к тележке-прицепу, груженной баками. Эту тележку он соорудил из запасных частей, которые предназначались на Базе для ремонта вездехода и большого тягача, ныне застрявшего на орбите. Далее предстояло ехать с прицепом. Медленнее, чем раньше, но топлива для вездехода и заправленных баллонов для скафандра здесь уже с серьезным запасом хватало до вершины. Владимир сознательно добавил тут огромный запас на всякие прочие неучтенные кренделя, что он мог не заметить на пути к вершине, изучая путь по фотокарте.

Старая добрая поговорка «гладко было на бумаге, да забыли про овраги» не просто так предками придумана была.

Прицепляя тележку, он обратил внимание на то, что она слегка присыпана «снежком». Видно, в его отсутствие тут побывала небольшая тучка. Даже следы его собственных подошв, оставшиеся на снегу с прошлого его здесь пребывания, тоже слегка припорошило.

Он снова сел за руль вездехода и плавно направил его вперед. Медленно пересек границу света и тени, отчего на блистере скафандра тут же залегла привычная радуга, и развернулся чуть-чуть наискосок лежащего впереди склона. Теперь перед ним была полная неизвестность. Уже привычная неизвестность.

Привычная потому, что он уже больше года так, последовательно, расширял границу изведанного, каждый раз шагая за нее. Впрочем, как и все человечество вместе с ним. Это прибавляло гордости и ощущения значимости свершаемого.

За то время, как он здесь, на Марсе, катался на вездеходе, Владимир стал почти единым целым с машиной. Он настолько с ней свыкся, что ощущал любую неровность под ее колесами, как ощущал бы камешки под подошвой, шагая по поверхности.

Слегка подавшись боком вместе с тележкой на слишком крутом для него склоне, вездеход, выкинув султан пыли из-под колес, вырулил на более пологий участок и мерно покатил по направлению к ориентиру на этом участке пути – остроконечной скале где-то в полукилометре впереди по склону.

Владимир скосил глаза на собственные руки, сжимавшие рулевое колесо вездехода, – на скафандре быстро таяли и испарялись клочья углекислотного снега, налипшие на рукава, пока он возился с прицепом.

Он придавил педаль газа и стал карабкаться на ту часть горы, где еще не бывал.

Но и тут его совершенно ничего не удивило. Разве что тени стали чуть резче и глубже, а над головой, при яростно светящем солнце, было видно множество звезд.

Тут, в двадцати одном километре над Базой, на самой здоровенной горе Системы, окружающая среда уже мало чем отличалась от открытого космоса: и черное небо со звездами, и резкая бледно-розовая линия горизонта, еле-еле намечавшая тонюсенький и жиденький слой атмосферы. Эта гора почти высовывалась в открытый космос. Одно хорошо – видно было отсюда ну очень далеко. Даже обычная здесь тучка, цеплявшаяся в это время за склон горы (именно она тут прибавляла «снегу» в ямы), ему вид не испортила – видимо, решила в этот день не появляться.