Марсианин

– Гм! Отобьем! – говорит командир экипажа «Зари», но потом скептически смотрит на меня: – Ну а ты-то как, сам сойдешь?

– Сойду! – уверенно заявляю я.

– Ладно.

Тут подкатили трап, и какой-то ретивый техник, взбежав по ступенькам, хватанулся за люк. Зря он это сделал. Обшивка корабля не могла успеть так быстро остыть после торможения в атмосфере. У медиков тут же появился клиент с ожогом кисти. Его убрали, и мы открыли люк.

Как и договаривались, первым вышел командир «Антареса» и экипаж экспедиции.

Как только наш командир появился в проеме люка, врачи «сделали стойку» и чуть не кинулись на него.

Тот же коротким жестом их остановил и умерил их прыть.

А после вышел я.

Я долго представлял, как это будет…

Но это не то…

Как только я шагнул на трап, на меня обрушился шквал ощущений. Я встал как вкопанный.

Одно дело – видеть через иллюминатор, другое – глазами.

Все казалось таким ослепительно сочным, ярким, насыщенным, что хотелось зажмуриться. Ослепительно зеленые деревья, ослепительно синее небо, ослепительно золотистая выгоревшая на солнце трава… и жаркий ветер, несущий с юга запахи далекого моря.

И все эти ощущения настолько сильные! Слышу, как сзади потрескивает, остывая, теплозащитное покрытие челнока, как ветер шелестит в далеких кронах… как орет толпа, нас встречающая.

– Помощь не требуется? – слышу знакомый голос.

Внизу, как обычно в форме летчика-полковника, стоит небольшого роста коренастый человек с очень загорелым лицом. Полковник Кудряшов.

– Не, Борис Григорьевич. Ну, разве что от медиков отбиться.

– Поможем, спускайся! – Кудряшов широко улыбается.

Делаю первый шаг вниз, и тут… ситуация дубль.

Помните, как я ковылял по трапу «Ласточки» с телекамерой и снимал весь свой спуск? Так вот, и здесь делаю шаг и с ужасом ощущаю, что отвык я от такой гравитации! Сильно отвык. А спуститься надо. И опять не споткнувшись. Останавливаю жестом кинувшихся было на подмогу и продолжаю шагать. Медленно.

Последние шаги – они тоже важны. Так что дойду сам.

Кудряшов понимает мое состояние и поэтому застыл у подножия трапа, готовясь в случае чего прийти на помощь. Но я все равно сам, крепко цепляясь за перила, добираюсь до бетона.

Всю дорогу шаг в шаг за мной следовал экипаж «Зари». Видно, тоже страховали.

Но стоило мне только ступить на бетон, народ съезжает с катушек и подхватывает всех нас на руки. Это в мои планы совсем не входило. Кричу:

– Стойте! Стойте! Поставьте на землю!

Народ тут же пугается и ставит меня на землю.

Расталкивая всех, к нам ломятся медики.

– Все в порядке! Все хорошо! Стойте! – увещеваю окружающих, а сам медленно и аккуратно оседаю на колено.

Люди, наверное, наконец понимают, что мне надо, и молча наблюдают.

Осторожно прикладываю ладонь к бетону.

Бетон под пальцами твердый, шершавый, горячий.

Я вспоминаю, как сеял сквозь пальцы песок Марса, принесенный мною в лабораторию Базы, как вертел в руках первые куски скальной породы, что отколол там же неподалеку. Но это был Марс. Сейчас же под руками был хоть и бетон, но это была Земля.

Мне за этот жест потом пеняли «символизмом» и склонностью к позерству. Да начхать мне на все эти…

Мне действительно НАДО было прикоснуться к Земле. Вот НАДО, и все!

И пусть психологи в этом потом разбираются.

Долго я так стоял на колене. Пока стоял, наш полковник восстановил контроль за ситуацией и разогнал набежавших посторонних. Слышал, как он матерится по рации, пеняя кому-то за большую нехватку милиции и отсутствие порядка.

Когда поднял глаза, он стоял надо мной.

– Владимир, с тобой все в порядке?

Я помялся и признался, что требуется помощь, чтобы подняться на ноги. Мне помогли, но теперь уже крепко держали под локти.

– Так, парни, у нас проблемы, – объявил всем Кудряшов, – снаружи ах-херенская толпа собралась. Наличными силами не прорвемся. Предлагаю пока пройти в здание аэровокзала.

– В столовую… – вставил я.

– Ты что, есть хочешь?!

– Там есть борщ?

– Есть!

– Понимаете, Борис Григорьевич… я почти три года не ел нормального борща!

– Вот теперь я сам вижу, что мужик здоров! – воскликнул Кудряшов. – Тащим его в столовую!

По настоянию врачей, далее меня только несли. Несли в специально принесенном для этого кресле. Я же озирался, ловя каждую деталь, и не забывал бодро улыбаться.

Все это время полковник Кудряшов следовал с нами, не забывая время от времени выдавать руководящие, как он любил при нас выражаться, «указивки» суетившимся вокруг работникам. Улучив момент, когда нас дотащили до столовой, он спросил у меня:

– Ну как, пригодилось что-нибудь из нашей науки выживать там, на Марсе?

– Весьма и много! – ответил я.

Кудряшов и его специалисты нас всех готовили по части выживания в экстремальных условиях.

– Потом расскажешь подробно, – продолжил он, – нам следующие смены готовить и обучать. А пока кушай, сил набирайся. Уже несут.

Он кивнул на официантку, аж красную от усердия, несущую на подносе тарелку чуть меньше среднего тазика.

Этот борщ, который я там съел, был самый вкусный борщ в моей жизни!