Марсиане

– То он не виноват так, как люди в лагерях, которые нажимали на курки и пускали газ! Вот именно! Сам он был просто сбрендившим ублюдком, а убийцами – они. И убийства – дело их рук, а не его. Если ты скажешь, что думаешь иначе, то меня это огорчит. Но в случае с Никосией, видишь ли, все запутано. В ту ночь многие дрались. Арабы друг с другом, арабы со швейцарцами, строительные бригады с кем-то другим. Люди говорят: «О, да это Фрэнк Чалмерс все начал, и все мятежи послужили прикрытием для заговора против Джона Буна»… Ну сколько можно! Они хотят все упростить, чтобы история сама сложилась, понимаешь? Сваливают вину на одного человека, потому что так получается складная история. А они понимают только складные истории. Потому что тогда виноватым останется только один, а не все, кто дрался в ту ночь.

Она кивнула, внезапно воодушевившись.

– Верно. То есть… я хочу сказать… мы тоже там были. И мы тоже в этом участвовали.

Он кивнул, снова скривив лицо. Затем подошел к ней и сел на диван рядом, обхватил голову ладонями.

– Я тоже об этом думаю, – пробормотал он, вперив глаза в пол. – Иногда. Я, как обычно, бродил по городу, хорошо проводил время. Еще думал: как на карнавале дома, в Тринидаде. Играла музыка, все танцевали и носили маски. У меня самого была красная – маска чудовища, – и я мог бродить где захочется. Я видел Джона, видел Фрэнка. Видел, как ты разговаривала с Фрэнком в том парке – ты была в белой маске, выглядела такой красивой. Видел Сакса в медине. А Джон гулял, как обычно. Я… если бы я только знал, что ему грозит, ох… То есть я тогда понятия не имел, что на него кто-то собирается напасть. Если бы я только знал, то, может, сумел бы отвести его в сторону и сказать, чтобы выбирался оттуда. Я сам впервые представился ему на той вечеринке на Олимпе лишь незадолго до этого. Он был рад меня видеть. Разузнал о Хироко и Касэе. Думаю, он бы меня послушал. Но я не знал.

Майя положила руку ему на бедро.

– Никто не знал.

– Да.

– Кроме, может быть, Фрэнка, – сказала она.

Десмонд вздохнул.

– Может быть. А может, и нет. Но если знал, то это плохо, конечно. Но, насколько я его себе представляю, он бы как-нибудь заплатил за это позже, мысленно, в своей душе. Ведь они двое были близки. Это все равно что убить собственного брата. Люди всегда мысленно платят за что-то, я в это верю. Так что… – Он с досадой качнул головой и пристально посмотрел на нее. – Теперь-то что об этом беспокоиться, Майя? Их обоих больше нет.

– Да.

– Их нет, а мы здесь. – Он обвел вокруг рукой, захватив то ли Мишеля, то ли сразу всю Одессу. – Значение имеют только те, кто жив. Главное – это жизнь.

– Да, главное – жизнь.

Он нетвердо поднялся и побрел в кабинет.

– Спокойной ночи.

– Спокойной ночи.

Она отложила книгу на пол и легла спать.

4. ГОДЫ

В последующие годы она редко вспоминала о Фрэнке. С ним было покончено – он затерялся в суматохе времен. Годы текли, будто вода в русле реки. Майя представляла земные жизни земными реками – быстрыми и бурными у истоков в горах, сильными и полными в прериях и медленными и излучистыми у моря. На Марсе же их жизни напоминали резкие, беспорядочные потоки, которые только сейчас сами прокладывали себе путь – спадая с уступов, исчезая в рытвинах, скапливаясь до неожиданных высот где-нибудь в отдалении.