Марсиане

Лагерь у скал, можжевельник, тьма.
Сердцу легко. Ветер устал,
Смолк к пятничным снам.
Большая Медведица льнет к хребту,
Друзья давно в палатки ушли,
На белом камне один в свете звезд,
Над головою кружат миры,
Прочь уплываю, ритм уловив.

Сколько зажглось – не сосчитать,
Этих неверных, маленьких искр,
Прежде чем мрак, отступив,
Млечный Путь взору явил.

Цвели б небеса белым огнем,
Но облако сажи гасит волну,
Так же и мы небо коптим —
Прах, на ветру пыль.
Звездный свет обнажает суть.
Камни спят. Деревья живут.
Водопад шумит,
Прочий мир
Тих, как сердце мое.

Лишь под вечер отправились в путь.
Воду несли в рюкзаках.
Выше – Хрустальной Цепью во мрак,
Выше – щебенкой, усеянной травами,
Пока вновь не увидели свет.

Лагерь поставили, где желал, —
Меж можжевельников старых, а там
День в колодец ущелья упал,
Небосвод потускнел.
Ужин готовили, к камню прижавшись.

В пронзительно-синий миг – не солгу:
Цвет этот глубже других цветов —
Мы вздрогнули – в ветре мелькнула тень,
И снова в дрожь – сорвалась с небес
Лавина тьмы: они настигли нас,

А их не видно – не взошла луна,
Пронзают воздух в тишине ночной.
Нетопыри? Нет. Больше. Стаю скоп
Услышал бы. Мы, жертвы пары сов,
Пригнулись – нападенья избежать.

Безмолвная атака – чувств разлад:
В строенье крыл секрет – нем их полет,
Внизу трещат дрова, а надо мной
Кружится тьма, как черный стробоскоп,
Его лучи над головой скользят.

Одна внезапно задела меня,
Я поднял горелку, и «Василек»
В небе расцвел, разгоняя тьму,
Синей звездой, вспышкой огня,
И та унеслась на черных крылах.

Мы хохотали, немного нервно —
Нас приняли, видимо, за еду.
Стал Млечный Путь паутиной белой,
Где светлячки горят,
И синий блик, чуть сомкнешь глаза,

В палатке синей уснуть мешал.
Вышла луна из-за синих туч —
Их синева во мне,
В тебе – всегда и везде,
Взгляд мглы и небес,

Где бы мы ни были.
Сколько бы ни прошло лет,
Засыпая, я вижу, как совы кружат,
Мы лежим вместе, там, на камнях,
Или парим в немой синеве.