Марсиане

– Нет-нет. Только истории, все такое. Отношения нет вроде бы. Мои родители прибыли во второй волне из Англии.

– А, понятно. Что ж, мы какие-то дальние родственники, уж точно.

– Несомненно. От первого Клейборна.

– Какого-нибудь гончара.

– Может, и так. Ты как пишешь фамилию, через «э» или через «е»?

– «Е».

– Ага, я тоже. А один мой друг через «э».

– Значит, не родственник.

– Или, может, родня из Франции.

– Ну да.

– И на конце «н»?

– Да, конечно.

– И у меня.

Официант принес заказ Питера. Питер принялся есть, а когда Роджер закончил и стал потягивать граппу, Питер попросил собеседника рассказать о себе.

– Я гид, – пожал плечами тот.

Он рассказал, что начал заниматься этим еще в юности, когда планета была настоящей, и с тех пор не бросал своего дела.

– Мне нравилось показывать людям свои любимые места. Показывать им, какими они были красивыми. – Это приводило его в различные группы Красных, хотя он и не воспринимал терраформирование так, как мать Питера. Когда Питер спросил об этом, он пожал плечами. – Становится безопаснее, когда есть атмосфера. И еще вода. Во всяком случае, в некоторых отношениях точно. Скалы обрушиваются на людей. Я старался не позволять затапливать каньоны, потому что вода разрушает стенки и они обваливаются. И мы добились некоторых успехов. Например, дамба в Ганге – наших рук дело. И снос дамбы в Лабиринте Ночи.

– Я не знал, что ее убрали.

– Убрали, да. В общем, это почти все, что я сделал на стороне Красных. Я подумывал заняться этим плотнее, но… так и не дошел до этого. А ты?

Питер отодвинул от себя тарелку с рагу, выпил немного воды.

– Пожалуй, я тот, кого ты назвал бы Зеленым.

Брови Роджера поползли вверх, но ничего говорить он не стал.

– Энн этого не одобряет, разумеется. И из-за этого между нами были проблемы. Но я все детство провел во всяких закрытых помещениях. И теперь, наверное, никогда не надышусь воздухом.

– Удобства тебе не удобны, да?

– Нет, не удобны. А тебе каково со всем этим?

Роджер пожал плечами.

– Мне хотелось бы смириться, – продолжил он. – Хотя то, что сейчас я могу ощущать ветер, мне очень даже нравится. Но первозданный ландшафт… у него был свой дух… – Он покачал головой, пытаясь показать, что это невозможно выразить словами. – Сейчас этого нет.

– Правда? Как по мне, такой же дикий, как был всегда. – Питер указал рукой за перила, где было видно, как в солнечном свете летит к поверхности снег, выпадающий из темного облака.

– Ну, «дикий» – понятие растяжимое. Когда я только начинал работать гидом, тогда действительно было видно, что дикий. Но когда появился воздух, а потом большие озера, я уже этого не чувствовал. Стал просто парк. Вот в чем суть Берроузского протокола, насколько я его понимаю.

– Я об этом ничего не знаю.

– Ну вот это все, про землепользование.

Питер покачал головой.

– Наверное, это давненько уже было.

– Не так уж и давно, – покачал головой Роджер.

– Но Берроуз затапливало, когда…

– Ага. Каждую весну, как по расписанию. Но меня беспокоит, что теперь все это начинается позже и проходит тяжелее. Мне кажется, мы что-то упускаем и в результате имеем эти долгие холодные зимы.

– А я думал, эта зима выдалась довольно теплой.

Затем у их столика расположилась группа музыкантов с инструментами и оборудованием. Пока они устанавливали на небольшой подиум между двумя Клейборнами свои усилители и пюпитры, на террасу начали стекаться люди в масках, словно музыканты готовились провести какой-то необычный парад. Роджер остановил проходившего мимо официанта и спросил:

– Что это?

– О, это Fassnacht, разве вы не знали? Недавно пришел поезд, и сейчас здесь соберется толпа. Сюда придут все, вам повезло, что вы добрались так рано. – Сунув руку в карман, он достал две маленькие белые полумаски из большой стопки и бросил им на стол. – Развлекайтесь.

Питер разлепил их и отдал одну Роджеру. Надев их, они усмехнулись своему странному виду. Как и предсказал официант, терраса и весь комплекс – гостиница, ресторан, прочие строения и кооперативные жилища – стали быстро заполняться людьми. Большинство масок смотрелись куда замысловатее, чем те, которые нацепили Роджер и Питер. Прибывшие, вероятнее всего, были жителями этого региона, в основном швейцарцами, занятыми в туристическом бизнесе и альпинизме. Многие также были арабами из борозды Нектарис, приехавших сюда караванами на ночь. Экваториальный закат проливал свет прямо на огромное ущелье каньона, озаряя весь пейзаж так, что казалось, будто сияние лилось снизу вверх. Терраса представлялась краем земли, а темное небо теперь заполняли похожие на кусочки слюды кружащиеся хлопья снега.

Музыканты принялись играть. Труба, кларнет, тромбон, фортепиано, бас, барабаны. Получалось громко. Они приехали из Мюнхена, что находился на юге в Протва-Валлис. Местные швейцарцы их явно любили и были рады видеть – об этом говорила восторженная реакция публики. Горячий джаз в промозглом сумраке.