Маршал

Ни двор, ни дом не узнать. Всё загажено. И самое страшное – ни души. Не отпуская машину, Болотаев забежал в подъезд. Что творится здесь – не передать. Электричества нет, лифт не работает, и, поднявшись на шестой этаж, Тота обомлел: вряд ли, по крайней мере последние дней десять и даже две недели, здесь кто-то проходил.

Всё же он стал стучать в дверь, даже звонок, на что-то надеясь, нажимал. Потом стал стучать сильнее, крикнул:

– Дада! Дада! Открой! – И тут снизу его окликнули:

– Тота, ты? – Это был его сосед, которого он попросил присматривать за Дадой. – О! Тота! – Широкая беззубая улыбка, сосед постоянно под хмельком, сразу начал оправдываться: – А иначе здесь с ума сойдёшь…Посмотри, что творится! Грабежи! Насилие!

– А Дада где?

– А ты разве не знаешь? Я тебе звонил аж несколько раз. Тебя не было дома.

Оказывается, кто-то доложил матери Тоты, что на их старой квартире проживает какая-то девушка. К тому же беременная.

Как потом и очень много раз рассказывала мать, просто Всевышний вовремя её направил в тот день и даже час на старую квартиру. У Дады уже всё начиналось, и она планировала родить без чьей-то помощи в квартире, радуясь, что это гораздо лучше, чем в тюрьме. Опыт есть. Однако в этот момент появилась мать Тоты, и она не стала выяснять кто да что, откуда и зачем. Она стала действовать.

В прифронтовом Грозном многое, в том числе и скорая помощь, не функционирует. Да ведь она не зря заслуженная артистка. Добрые люди помогли ей доставить Даду в роддом, а это учреждение, вопреки всему, ещё функционирует, ведь люди не только умирают и убивают, но и хотят жить и рожать.

– Девочка! – сообщили актрисе, а она в ответ:

– Обе здоровы? Всё нормально?

– Нормально, – отвечает главврач и следом: – Но вы видите ситуацию в городе. Лучше и для вас, и для нас, если вы их заберёте.

– Конечно, конечно!

– Надо оформить документы…Фамилия, имя ребенка?

– Имя ребёнка?! – Этот вопрос застал её врасплох, но она быстро нашлась: – Так какое имя может быть у ребёнка?! Ведь ребёнок – это ангел, малик[13]. Малика!

– А она очень похожа на вас. Такая же славная.

– Кто бы сомневался! – прекрасно поставленным голосом, как на сцене, воскликнула всем известная артистка. А это действие происходит в фойе центрального роддома, где всегда немало людей, и она понимает, что в этой толпе найдутся те, кто скажет или подумает «вот незаконнорождённый», то есть «къотал йина хIум», её сын произвёл на свет, а она… А она поэтому с артистически пафосом и вызовом повторила:

– Так кто бы сомневался?! Ведь это внучка моя! Болотаева Малика Тотаевна.

– Может, Тотовна? – язвительный голос тут же прыснул со смеху.

Два молодых человека, с жиденькими неухоженными бородками, сидят на корточках.

– Как назвать – это наше дело, – повысила голос новоявленная бабушка. – И, может, – тут она сделала ударение, – у кого-то и Тотовна, а у нас чеченцев – Тотаевна. Понял?

– Я-то понял, – они встали, ухмыляясь, – просто у чеченцев принято, чтобы мужчины нарекали ребёнка.

– Нарекают или кличку дают собакам, а детям – имя присваивают. И делают это старшие, в нашем случае – это я! Так у нас получилось, потому что в любое время, а тем более в такой грозный для отечества час, негоже мужчинам в роддоме заседать.

– Не будь ты женщиной…

– Успокойтесь. Перестаньте, – воскликнула главврач.

– Сам ублюдок! – со злостью прошипела актриса, и это настроение никак не покидало её, пока в её руках не оказался этот маленький живой комочек.

Словно несметное сокровище, она с превеликой осторожностью обнажила лицо. Ребёнок спал. Она долго-долго всматривалась в него, затем, приказав Даде: «За мной!», бросилась к выходу.

Уже дома на столе она бережно распеленала ребёнка, осмотрела его от макушки до пальчиков крохотных ножек и, блаженно улыбаясь, сказала:

– Уьнах цIен бер ду![14] – Только после этого она обратила внимание на мать ребёнка. Справилась об общем состоянии и ещё кое о чём женском, и всё это было скорее в форме допроса, нежели сочувствия, и как кульминация, чисто по-актёрски:

– А какого ты вероисповедания?

– Я чеченка… Приняла ислам.

– Вижу по одежде.

Дада, как говорят, «закрылась». Это ещё не полный хиджаб, но на полпути к этому. Однако мать Тоты – женщина верующая да современная, и она постановляет:

– Это не в традициях чеченской женщины. Так ходят в аравийских пустынях, чтобы не сгореть. Да и как ты собираешься в этом неудобном балахоне хозяйством заниматься, за ребёнком смотреть?

– Я понимаю, – отвечает Дада. – Просто этот костюм в моём прежнем положении был удобен, да и по деньгам доступен.

– Да, кстати, «по деньгам» – кто содержал?

– Содержат домашних кошек, собак и шлюх, – вся покраснев, ответила Дада.

– Но-но-но! – подбоченилась актриса, но Дада продолжила:

– Помогал мне понятно кто, ваш сын… Так его деньги я почти не истратила – сохранила на чёрный день.

– А на что ты тогда жила? – с примиряющим сочувствием поинтересовалась актриса.

– А я люблю вязать. Здесь, оказывается, никто из шерсти не вяжет.