Видимо, глаза мои становятся неестественно большими, поскольку Стрельцов смотрит на меня с плохо скрываемым интересом. Я молча протягиваю ему документ. Андрей быстро пробегает четкие официальные строки, и мне тут же становится ясно, как, должно быть, выглядело мое лицо минуту назад.
«Сын?» – озадаченным взглядом спрашивает он.
«Именно», – киваю я.
– Послушай, капитан. Приведи-ка сюда вот этого. Остальных можешь отпустить, – говорю я.
– Неужели нашли?! – заметно оживляется Стельмах.
– Нашли. Правда, не совсем то, что искали, но нашли. Приведи парня, и вот ещё что… скорее всего, по твоей разработке, он ни в чем не виноват, так что сам понимаешь.
– Хорошо, сделаем, – грустнеет капитан, понимая, что его работа далеко не закончена.
Младший сержант внутренних войск в краповом берете, с черной эмблемой, на которой серебряный орел сжимает в когтях обнаженный меч[39], угрюмо входит в комнату. Софринская бригада – спецназ внутренних войск и, по всему видно, что парень в неё попал отнюдь не по знакомству. Пара милиционеров, сопровождающих Сухорука, поглядывает на него с явной опаской.
– Все, ребята, вы свободны, – отсылаю я конвой.
– Проходи, Георгий. Вот твой военный билет.
Младший сержант смотрит на меня с некоторым подозрением.
– Андрей Владимирович, ты тут сам управишься? – обращаюсь я к Стрельцову, отставляя в сторону недопитый чай.
– Надеюсь, – кивает он.
– Вот и славно. Тогда мы с Георгием Олеговичем пойдем немного прогуляемся. Вечером свяжемся. Идет?
– Идет, Александр Васильевич.
– Тогда успехов… – я поднимаю руку в приветственно-прощальном жесте. Успехи теперь действительно ожидаются.
Мы спускаемся по лестнице. Стельмах стоит у входной двери с парой своих подчиненных и о чем-то оживленно переговаривается с ними, дымя сигаретой.
– Ну что, майор, все в порядке?
– В какой-то мере, да. Но, скорее, по моему расследованию, чем по твоему. Сержант к вчерашнему ограблению не причастен – это я тебе говорю со всей ответственностью.
– Забираешь его с собой? – интересуется он, глядя на моего спутника.
– Обязательно, – заверяю я его.
– Может сопровождающего дать? – капитан вопросительно смотрит на широкоплечего вэвэшника.
– Обойдемся как-нибудь. Но за предложение спасибо.
На улице пусто. Даже моторизованные топтуны куда-то подевались. Пешеходам, спешащим по своим делам, нет никакого дела до двоих медленно прогуливающихся по городу мужчин.
– Я так понимаю, что вы меня знаете? – нарушает молчание Сухорук-младший.
– Вас – нет. А вот с вашим отцом нам пришлось заниматься одними и теми же проблемами. Однако не буду изображать из себя графа Монте-Кристо – я майор Лукин Александр Васильевич. Контрразведка.
– Очень приятно. – Мой собеседник кривит губы в весьма искусственной улыбке. – Чем обязан?
– Я вижу, доверять ты мне не склонен, – начинаю я таинственный обряд вербовки.
– Честно говоря, не очень, – угрюмо цедит он.
– Благодарю за откровенность. Я почему-то так и подумал.
– Мой отец был убит. Потому что занимался этим делом. Генерал Рыбаков тоже получил пулю в голову. Из-за того, что что-то знал о нем.
– Ты знаешь что?
– Не знаю. А знал бы, не сказал. Вы называете мне первое попавшееся имя, говорите, что работали с моим отцом, и я должен вам верить? Чего вдруг?
– И все-таки желательно. Поскольку кому-то тебе верить надо. Или ты хочешь сказать, что у дома Рыбаковых прогуливался просто для того, чтобы подышать свежим воздухом?
– Может быть и нет. Вам-то что?
– Мне-то, как раз, что. К дому Николая Михайловича ты пришел по делу. Тебе нужен был генерал Рыбаков. Твой отец погиб перед встречей с ним. А сам он был убит как раз в то время, когда у него была назначена встреча с твоим отцом. Но ты, насколько я понимаю, не знал об этой смерти. А вот об опасности, грозящей твоему отцу, знал. И ещё кое-что знал. Иначе зачем тебе было сюда ходить?
– Предположим, что вы правы. Что из этого следует?
– Только то, что ты ходишь над пропастью с закрытыми глазами и старательно пытаешься их не открывать. Информация, из-за которой погиб подполковник Олег Георгиевич Сухорук, настолько опасна, что вопрос о том, убивать тебя или нет, перед теми, кто отдавал приказ об уничтожении подполковника Сухорука и генерала Рыбакова – а список жертв в этом деле можно продолжать! – просто не стоит. Ты смертник. Понимаешь, смертник!
– Не надо меня пугать. Я не из пугливых, – огрызнулся юноша.
– Это радует. Но ничего не боятся только мертвецы и дураки. Надеюсь, что к ним ты тоже не относишься. Храбрость в этом деле – не довод. Точнее, довод, но не решающий. Понять, кто в нашей игре догоняет, а кто убегает – невозможно. Здесь ты имеешь дело не с человеком, даже не с бандой, а с великолепно отлаженной надгосударственной, возможно, транснациональной структурой. Понимаешь, о чем я говорю?
– Честно говоря, не совсем. – Во взгляде младшего сержанта недоверие сменяется живым любопытством.