Марш через джунгли

— Как вы это разглядели? — спросил Роджер. Он до боли напрягал глаза, вглядываясь в крошечный экран. — Я тут ничего не понимаю.

— Лучше следите за данными сенсоров, — посоветовал Панэ. — Я давно говорю, что на катерах надо устанавливать экраны побольше, но пульт управления проектировали ногами, а руки до него так и не дошли.

— Ага, спасибо, — улыбнулся Роджер и на радостях хлопнул кулаком по прибору. — Ой-й-й!

Он опять забыл, что скафандр многократно усиливает его движения. Когда он отдернул руку, в боковой стенке пульта красовалась дыра размером с кулак.

Панэ развернул кресло к принцу, притянул к себе его клавиатуру и быстро напечатал несколько команд. Изображение окружающего пространства сменилось на мерцающем мониторе цифрами и таблицами.

— Вот это, — объяснил капитан, — последняя информация о скорости и координатах «Деглопера». А это — прогнозируемое положение и вычисленная скорость. — Переключив управление монитором на свой зуммер, он вывел на экран новую схему. — А это — данные по чистюлям.

— Они сейчас идут совсем рядом с «Деглопером»? — спросил Роджер, заметив, что данные по обоим кораблям почти совпадают.

— Именно. Они уравняли скорость, ускорение и идут тем же курсом. А это значит, что они заглотнули приманку Красницкого вместе с крючком и грузилом.

Роджер кивнул и попытался вызвать в себе чувство, похожее на то удовлетворение, которое испытывал капитан морской пехоты. Ничего не вышло. Как странно, подумал принц. Панэ был военным, как и Красницкий, и не хуже Роджера отдавал себе отчет в том, что экипаж корабля во главе с капитаном совершает сейчас коллективное самоубийство — только чтобы прикрыть их бегство. Честно говоря, принц ожидал, что капитан морской пехоты проявит в этой ситуации хоть какие-то чувства... Он всегда подозревал, что люди, предпочитающие военную карьеру, должны быть... скажем, менее восприимчивы, но каждый раз, когда он хотя бы пустяком нарушал их драгоценные традиции и обычаи, Панэ тут же одергивал его и ставил на место — «со всем приличествующим уважением». Так почему же теперь капитан проявляет совершенно клиническое бесчувствие и равнодушие к судьбе товарищей — в то время как Роджера невыносимо терзает чувство вины?

Такое просто не должно случаться! Не должны посторонние люди отдавать жизнь, чтобы спасти человека, которого даже собственные родственники в грош не ставят! Неужели когда его предупредительные телохранители и флотские офицеры говорили, что готовы отдать жизнь во имя долга, они действительно подразумевали, что готовы умереть?

Этот вопрос буквально сводил Роджера с ума, и в конце концов он решил отложить его, хотя бы ненадолго, и занять мысли чем-то другим.

— Кажется, я выступил не самым удачным образом, — сказал Роджер, имея в виду запись своего обращения.

— А по-моему, получилось просто замечательно, — ухмыльнулся Панэ. — Чистюли поверили.

— О-ох, — тоскливо вздохнул Роджер.

Красницкий отослал на крейсер чистюль видеообращение, в котором принц торжественно приказывал офицерам сдаться. До того как Роджер прослушал эту запись, он и не подозревал, как по-детски звучали его слова. «Почетная сдача»... Вот придурок!

— Оно сработало, ваше высочество, — с легкой холодностью сказал Панэ, — а все остальное неважно. Благодаря этому капитан Красницкий сможет ударить наверняка.

— Если будет кому привести в действие заряд.

— Будет, — твердо сказал Панэ.

— Откуда вы знаете? Убить могут любого. А если не останется ни одного офицера, который имеет код...

— Знаю, ваше высочество. — В голосе Панэ не было и тени сомнений. — И могу объяснить. Смотрите, крейсер чистюль по-прежнему идет вровень с «Деглопером». Если бы они захватили в плен хотя бы одного человека и развязали ему язык, они бы полным ходом удирали прочь. Но они все еще там — значит, все идет по плану.

«И благослови вас Бог, капитан Красницкий», — мысленно проговорил Панэ, с трудом сохраняя бесстрастное выражение лица.

Он смотрел на строчки цифр — и думал о мужчинах и женщинах, которым предстояло умереть в ближайшие несколько минут.

«Вы свой долг выполнили, теперь наша очередь. Этот мальчишка — сущее проклятие, но мы сделаем все, чтобы сохранить ему жизнь».

— Нет, это никуда не годится, — пробормотала себе под нос О'Кейси.

Сержант-майор уплыла на общую палубу — подбадривать подчиненных. В этом угадывалась своеобразная ирония судьбы: Элеонора, оставшаяся наедине с собой, нуждалась в ободрении куда сильнее, чем морпехи. Доктор склонялась к предположению, что соседка попросту устала от тошнотворного запаха рвоты — потому и решила найти себе применение в другом месте.