Мародёры

Саша раскрыл фотоальбом и увидел, что он состоит из новых снимков, когда отец приезжал в гарнизон из Опольска. Это был фотоальбом его новой семьи, и Саша увидел на снимках другого отца. Таким он его не помнил. На фотографиях отец дурачился, корчил рожи и был счастлив. Там, где он был вместе с Рафидой, у него были теплые и любящие глаза. Всматриваясь в фотографии, Саша подумал, что раньше не видел его таким. Вот отец держит Рафиду на руках и опять улыбается. Непроизвольно Саша начал улыбаться, впитывая атмосферу, в которых фотографии были сделаны. Вот Рафида стоит, чуть приподняв юбку и лукаво кому-то улыбаясь. Наверное, отцу. И вдруг Саша подумал: «Ах, если бы я знал, что тебе так было хорошо с ней. Я бы, наверное, по-другому относился ко всему этому. Мы бы не отдалились. Почему ты не показывал мне этих фотографий?» – с болью спросил он про себя и захлопнул альбом. Возникшая вроде бы легкая радость тут же исчезла, уступив место новой боли.

– Саша, – вывела его из раздумий Рафида. – Дед звонил. Хотел, чтобы ты забрал его медали.

– А ему они на что? – грубо спросил ее Саша.

– Не знаю, – ответила Рафида и замолчала.

– Ладно, не беспокойтесь. Разберемся, – смягчив голос, добавил он. – Миссо где?

– У подруги, – Рафида стала говорить извиняющимся тоном, – я ей не сказала. Она его так ждала. – Рафида замолчала, а затем, погружаясь в воспоминания, стала рассказывать: – Он, помню, лежит, а она у него на животе прыгает и прыгает, – Рафида легко рассмеялась. – Я ее оттаскиваю, говорю, что он устал. А она отвечает: не-е-е-ет и продолжает. Сергей глаз приоткроет, посмотрит и опять спать.

Рафида замолчала, а Саша посмотрел на кошку, которая неизвестно откуда появилась в комнате. Белая, с голубыми глазами: «Ангорская», – решил Саша и поманил ее. Кошка, ничуть не удивившись, безбоязненно, подошла к Саше и стала тереться о его ногу. «Странно, – подумал он, – она же меня не знает». И он стал почесывать ее за ухом.

– Саша, – раздался голос Леры из кухни, – иди, покушай.

– Я пойду, – сказал он Рафиде и, вернув ей фотоальбом, пошел на кухню. Есть ему не хотелось, но поесть было необходимо. Она осталась на диване, медленно переворачивая страницы. «Да, – подумал Саша, – все это было, больше у тебя ничего, кроме памяти, не осталось».

У Саши внутри все щемило и щемило чувство, которое появилось с того самого момента, как он понял, что здесь у отца была другая жизнь, в окружении других людей, и он сам был здесь другим, и, по-видимому, он был счастлив. И об этой жизни Саша ничего не знал. Саша винил себя за то, что не попытался вовремя понять этого, что отверг это, а ведь отец говорил ему о том, что он счастлив с другой. С другой стороны, Саша понимал, что он стремился к своей семье, которой давно уже не было, и это было нормально.

– Выпьешь? – спросила Сашу Лера, когда он вошел на кухню. Саша немного помолчал, просчитал, можно ли, и ответил:

– Да, – потом переспросил: – Клюквенную?

– Нет, мы купили ликер, хороший.

– Жаль, я помню, отец покупал спирт «Ройял», или заливал авиационный спирт, а потом сидел и протыкал иголочкой клюквинки и бросал их в бутылки с этим спиртом. Потом добавлял немного сахару и настаивал. Пилось как компот, несмотря на то что крепость была чуть менее девяноста. Похмелья не было никакого.

– Да, – ответила Лера, – и такой делаем, но сейчас его нет. Но ликер тоже вроде бы хороший.

Ликер действительно был хорошим. Саша окинул взглядом кухню. В ней ничего не изменилось. Три человека уже с трудом могли в ней поместиться. Тот же стол стоял у окна, а холодильник, примыкая к нему, смотрел в коридор. В другом углу расположилась раковина со следами ржавчины. Вода в гарнизоне была с повышенным содержанием железа, и поэтому раковины и ванны отмыть от желтого налета было невозможно. Завершала обстановку газовая плита, на которой расположились кастрюли и «утятница». Газ в гарнизоне был привозной, поэтому во дворах домов стояли, отгороженные металлической сеткой, массивные газовые цистерны. Раз в месяц их заправляли из машин. Впрочем, если была задолженность по оплате, могли и не заправлять, что зимой особенно неудобно, потому что люди часто грелись газом. Поэтому-то на кухне, под покрывалом, стояла еще и маленькая электрическая духовка. А еще раньше, в гараже, когда он еще у них был, Саша когда-то хранил примус, который горел не как положено, а весь сразу, словно факел. Даже сейчас он помнил его название – «Эверест».

Тяжелые времена. Он был с финским двигателем, двухкамерный. После недели работы его отвезли в ремонт по пустяковой причине. Еще через месяц его вернули, но уже с подмененным двигателем, который работал очень шумно. Очередной обман, но отец посчитал разбираться с таким ремонтом ниже своего достоинства, и теперь холодильник трещал, как трактор. Кроме того, двери холодильника полностью не закрывались, образуя щель.