Мародёры

– Ничего, ничего, я понимаю, – тоже мягко ответила она. – Вы думаете, я пью, но не переживайте, завтра я с утра буду здесь, только обязательно заезжайте за мной.

– Хорошо, ну мы поехали. Может, вас подвезти?

– А что у вас там? – спросила она, указывая на салон «Газели», в которой сидел Сергей.

– Гроб.

– Нет, я уж сама как-нибудь дойду.

– Ну ладно, до завтра, – ответил ей Саша и прошел к машине. В кабине Сергей спросил его:

– Ну что?

– В гарнизон. Не получается взять справку о смерти. Все как крысы, не того боятся. Но, естественно, задержку я компенсирую, стол за мой счет.

– Эх, я же знал, что так дело не закончится, – печально ответил Сергей.

– Ну, ничего, зато отдохнешь нормально перед дорогой.

– Да ладно, что я не понимаю. Поехали. Куда?

– Назад, до поворота. Теперь я дорогу знаю наизусть, не заблудимся. Сергей включил дворники, чтобы расчищать ветровое стекло от налипающего снега.

– Вот валит-то.

– Да, очень сильный снегопад.

Медленно они выехали с территории больницы и поехали из города. У Саши зазвонил телефон:

– Саша, это Лера. Ну, вы где?

– Выезжаем из Вдовска, будем через минут двадцать.

– Поняла, ну я звоню на КПП.

– Конечно, пусть пропускают.

Саша смотрел на дорогу, курил сигареты:

– Блин, ненавижу врачей. Как можно такими быть?

– Ну почему, может, они не такие уж и плохие, – ответил ему Сергей.

– Думаешь? – печально сказал Саша. – Все, что я знаю, так это то, что в нашей стране болеть нельзя. Если здоровье отказывает, то это конец.

Сдохнешь либо в очереди, либо сам врач залечит. Знаю я, как там дело было. По прибытии на место происшествия любое должностное лицо обязано оказать медпомощь. Скорее всего, в новогоднюю ночь приехала бригада «Ух». Увидела двух стариков в непрестижной «четверке» и молодую бабу с живым супругом в иномарке. За стариков никто не вступится, подумали они, и их просто оставили на месте, даже не приступив к реабилитационным мерам. Тем более не отвезли в реанимацию. Отец ведь умер не сразу на месте, он был еще жив. У него даже сейчас лицо не потерявшего сознание человека. У нас тоже были случаи, когда люди просто замерзали и истекали кровью, а «скорая» молча за этим наблюдала. Вот к примеру: с момента распада Союза не было ни одного дела, возбужденного по инициативе морга по факту неоказания медпомощи или ненадлежащей медпомощи, а ведь вскрытие – это на настоящий момент самая точная область медицины, вскрытие показывает все. Но можно что-либо доказать только по инициативе родственников и если вскрытие делает независимая экспертиза, например в другом регионе, и только за очень большое неофициальное вознаграждение. Поэтому они сейчас и ссут, никаких документов не дают. Мне не позволяют вывести тело, чтобы сделать вскрытие в другом регионе. Никто и никогда не поставит мне на документ гербовую печать. Сторонний морг примет тело только при наличии гербовой печати, но похоронить по обычной справке о смерти можно. Понимаешь, Сергей, я прекрасно знаю, какие коновалы работают в приемном покое БСП [12] , особенно в приемном отделении, а если смерть происходит в операционной, то тело сразу же направляется в морг на вскрытие, и доступа к нему ни у кого нет. А вскрытие делают сразу же и почти те же врачи. Огромное количество врачебных ошибок ни разу не было выявлено, а тем более официально сотрудниками морга. Ты можешь себе представить, чтобы в нашей стране после развала Союза не было врачебных ошибок? Точнее, быдла со скальпелем в руках, убийц, которые настолько циничны, что убивают только по собственной необразованности. А еще проще дождаться, пока человек помрет до приезда в больницу, тогда даже тело в больницу не нужно везти, а можно списать все на смерть до прибытия «скорой».

Сергей промолчал, а Саша продолжил:

– На моей памяти за четыре года, что я проводил проверки по материалам травмирования, в реанимации выжил всего один человек, да и тот остался с интеллектом четырехлетнего ребенка.

«Газель» свернула с трассы на дорогу, уводящую в глубь леса. Саша высматривал на повороте «голосующих», но никого не было, хотя обычно на повороте всегда кто-нибудь стоял, дожидаясь, когда кто-нибудь подвезет в гарнизон. Дорога вела туда только одна. Саша вспоминал свое детство, проведенное не на детских площадках, а на плитах аэродрома, когда палящее солнце растапливает гудрон, которым залиты щели между плитами, а взгляд упирается в исчезающую в голубой дымке даль горизонта, сквозь вырубленную полосу безопасности в лесу. Или когда лезешь, как по веревочной лестнице, по ячейкам страховочной сетки в конце взлетной полосы. Или когда, жмурясь от удовольствия и кислого вкуса, жуешь тугой пучок дикого щавеля, который особо пышно растет именно на аэродромах. Внезапно Саша сказал:

– Мой отец полгарнизона научил летать, точнее бомбить, а теперь ни одна тварь не может позаботиться о его теле, а еще есть вдова, которая сидит одна в гарнизоне без работы. Вот почему я ненавижу армию.

– Ну почему? – примирительно ответил Сергей. – Наверное, просто не знают. На пенсии, наверное, все.