Мародер

Да, несладко кому-то пришлось. Кому? Конь покрошил Нигмата с Мирохой, Мироха — Коня и Нигмата, или наоборот? Да похую! — ежился от сосущей неизвестности Ахмет, с некоторым удивлением отмечая, что на Коня, Максимыча, да на всех тех, от кого он кроме хорошего ничего не видел — ему отчего-то однозначно положить. Вообще. Единственное, что его грызло — то, что не сдетонировал склад на шестом. Если б сдетонировал, то запасы Ахмета приобрели бы ценность, назначаемую им самим.

С рассветом пальба утихла, и мертвый город замер, ожидая результатов первого в своей истории coup d'etat.[96] Зарево, какое-то время притворявшееся вторым рассветом, опало; в низкие тучи размеренно текли несколько столбов жирного дыма… КСК дымит, сам «Пентагон», и ДК Строитель. Бля, как же узнать, че там стало? Кто теперь?… — Ахмет несколько раз порывался сгонять и глянуть, но благоразумие брало верх, и ни в первый, ни во второй день он из дому носа не казал.

Оказалось, зря — под вечер третьего дня, подходя к черному от копоти «Пентагону», Ахмет услышал знакомые звуки — в здании активно работали коллеги. Пробежала облезлая тощая псина, волоча гирлянду синюшных потрохов, перемешанных с заледеневшими обрывками камуфляжа. Нагло так глянула, сука, как на мебель. Осторожно вошел, пряча под полой расстегнутой телогрейки снятый с предохранителя АПБ. Предосторожности были уже излишни: все более-менее ценное растащено, и мародеры выжимали из здания остатки.

Двое грязных подростков в вестибюле драли из коробов провода и на Ахмета внимания не обратили. Лестницу словно вымыли кровью, и ее запах мощно шибал в нос даже на морозе, забивая едкую гарь. Над белеющим в темноте лестничной клетки голым трупом склонилась какая-то бесформенная фигура, воровато дриснувшая в темноту при Ахметовом приближении.

Морлок, бля. Че он там, мясо резал, что ли? А, нет, зубы ковырял, вон как щеку-то разворотил.

По второму что-то тащили, не разобрать, что. Печку, что ли.

Отпрянув с дороги, Ахмет толкнул задницей подавшуюся дверь, зашел. Об-баа. Вот и свиделись. Из груды мусора и штукатурки торчала верхняя часть Пасхина, похожая в сумерках на пыльную статую из пионерлагеря. Все лицо мелко посечено — видать, попал под гранату.

Ишь ты, глаза уцелели. Хотя нет, как рвануло, еще живой был, достреливали; вон, дырок-то сколь, а сразу и не заметил, снежком подзамело. Кто-то верх с рубахой снял, зачем только, наверняка все в кровище, лужа-то вон какая. А пистолет из руки вырезали, или разжимать побрезговали, или… Да без разницы. Блин, и глаза ему хрен закроешь, смерзлось все. Ну-ка… Нет, никак. Ладно, пойду я, Денисыч, прощевай. Попроси там Аллаха… да ладно, не надо ничего, спи спокойно. Бисмилля р'рахман р'рахим.

Третий. Штаб.

Ух как разворотили, рвали, что ль. Да, ниче тут постреляли, прям забойный цех.

Скоро тут можно будет добыть только дрова. Бля, че ж они своих-то так здесь и бросили. Хотя кто кому нынче свой?

Коллеги, обычно стреляющие без предупреждения в любого, встреченного за аналогичным занятием, сейчас даже помогали друг другу, что-то придерживали, делились инструментом; видимо, дала себя знать не влезающая ни в какие рамки необычность происходящего.

Побродив по занесенным снегом коридорам и переговорив с теми, кто мирно реагировал на вопросы, Ахмет понемногу составил картину событий. С чего началось, толком никто не знал — кто что рассказывал. То, якобы, только что видели на втором мужика, который вроде как успел поговорить с выжившим раненым, то кому-то рассказал знакомый из дома напротив — в общем, мутно все, но смысл такой: Нигматовские зацепились с Коневскими, а Мироха ждал, чья возьмет, и потом попытался добить обоих; однако Мирохины почему-то сидят сейчас в поликлинике, а «добитые» Нигматовские — в «свечке» на Гайдара.