— С отрядом Сен-Режана? — крикнул Констан. — Вы ничего об этом не говорили.
— Правильно. Я решил предоставить Сен-Режану сообщить вам об этом, если он сочтет нужным.
— Вы признаете, что когда господин де Шеньер отказал вам в разрешении на отъезд, вы его ударили? — спросил Л а Уссэ.
— Когда он отказал, да. Но не потому что отказал, а из-за того, в каких оскорбительных выражениях он это сделал.
Было заметно, что собравшиеся в библиотеке неприятно поражены известием о том, что отряд Сен-Режана, в котором эмигранты привыкли видеть свою единственную защиту, собирается их покинуть. Остающиеся двести человек будут абсолютно беспомощны без поддержки в виде сотни шуанов Сен-Режана. Более того, они понимали, что только на особую военную тактику шуанов, на их прекрасное знание страны и на их быстроту могут рассчитывать эмигранты в минуту крайней опасности. Всеобщее негодование, вызванное угрозой подобного дезертирства, высказал Герниссак.
— Никакие выражения, сударь, не могут быть слишком оскорбительными. Вы и Сен-Режан ставленники этого предателя Пюизе и вполне стоите его, — ярость гасконца переливалась через край: — Крысы бегут с обреченного корабля. Как Пюизе на Киброне, так и вы здесь со своей бандой сообщников спешите укрыться в безопасном месте, бросая на произвол судьбы тех, кого вы предали.
Речь гасконца распалила страсти остальных, и глядя вокруг себя, Кантэн не мог скрыть презрения.
— Тех, кого мы предали? Да понимаете ли вы, что говорите? Как и кого мы предали?
Герниссак едва не задыхался от душившей его злобы.
— Вы предали их тем, что заставили следовать за собой. Вы, Кадудаль, Сен-Режан и остальные шакалы Пюизе.
Ла Марш подхватил обвинение гасконца с тем большей готовностью, что увидел в нем оправдание себе и своим единомышленникам.
— Нас удалили с Киброна, чтобы разделить и ослабить силы роялистов. Вот преступление, жертвами которого мы стали — мы те, кто пал на Киброне, кто был расстрелян в Ванне. Сам же Пюизе бежал в Англию, чтобы получить свои тридцать серебренников, цену за пролитую кровь французов.
Страсть Герниссака заразила всех присутствующих. Один за другим они в разных выражениях повторили суть обвинения гасконца. Какое-то время казалось, будто они забыли о цели, ради которой собрались. Один Ла Уссэ не вышел из порученной ему роли и спокойно дожидался, пока страсти улягутся.
Констан сидел, плотно сжав губы, довольный тем, что злоба, обуявшая членов импровизированного суда, поможет ему достичь цели.
Наконец небольшая пауза позволила Кантэну вставить несколько слов.
— Клянусь честью, господа, наблюдая за ходом этой пародии на трибунал, я не перестаю спрашивать себя: кого вы судите — меня или джентльменов, снабдивших вас мундирами, которые вы носите.
Этим замечанием Кантэн вызвал новую волну нападок, главным образом со стороны престарелого Месонфора.
— И вы еще потешаетесь над нами. Уж не потому ли, что вам слишком хорошо известны тайны этого мерзавца Пюизе и цена, которую заплатил ему коварный убийца Питт за наше уничтожение?
— Да он и сам наполовину англичанин, — проговорил кто-то тоном человека, сообщающего последнее доказательство виновности обвиняемого.
— Помилуйте, господа, — возразил Кантэн. — Не все сразу. По крайней мере, соберитесь с мыслями и вспомните, за какое преступление вы меня судите. За то, что я наполовину англичанин, за то, что я сообщник господина де Пюизе или за то, что я ударил грязного труса, который вами командует?
— Вы нам ответите за все сразу, — выкрикнул свирепый Герниссак.
С опозданием вспомнив, что надо навести порядок, Ла Уссэ ударил кулаком по столу.
— Господа! Господа! Мы не можем заниматься теми вопросами, для которых не располагаем достаточными уликами.
Но Герниссака не так то легко было угомонить; ведь речь шла о вопросе, который превратился для него в навязчивую идею.
— Разве мы не располагаем свидетельствами того, что Пюизе продал нас, что он получает деньги от англичан?
— Но, сударь, мы собрались не для того, чтобы судить Пюизе. Какими бы уликами против него мы ни располагали, это не улики против нашего обвиняемого.
— Неужели связь этого человека с Пюизе ничего не значит — его и его сообщника Сен-Режана, который собирается дезертировать из наших рядов?
Ла Уссэ стал проявлять явные признаки раздражения.
— Так мы никогда не закончим. Мы собрались с тем, чтобы рассмотреть обвинение в нарушении субординации и в открытом насилии.
— Так какого дьявола вы этим не занимаетесь? — крикнул Ла Марш. — Что проку даром тратить время? Расстрелять его да и все.
Поскольку политические страсти достигли точки кипения, все дружно согласились с предложением Ла Марша.
— Если вам дорога собственная шкура, господа, — спокойно сказал Кантэн, — вы не совершите столь необдуманный поступок. Мой союзник по предательству Сен-Режан и его шуаны могут представить вам счет за мое убийство.
— Вы на это рассчитываете? — холодно спросил Констан.