Маркграф из Преисподней. Том 2

Когда Рогодин увидел труп, ему сделалось дурно. Фуриям пришлось вытаскивать его из кабинета убитого буквально на себе.

— Дайте… там! — очкарик указал дрожащей рукой на небольшой шкафчик. — Нюхательная соль!

Ирина шагнула к шкафчику, но я её остановил. Сам открыл дверцу и окинул взглядом содержимое. Склянки из прозрачного и коричневого стекла, коробка с ватными тампонами, коробочки с пилюлями от гастрита и печёночных колик. Похоже, наука не даётся даром — усмехнулся я про себя и достал пузырёк с нюхательной солью. Перед тем, как отдать его Рогодину, убедился, что это именно она.

Очкарик отвинтил дрожащими пальцами крышку и осторожно вдохнул. Несколько раз моргнув, поморщился и поставил пузырёк на стол.

— Нужно вызвать полицию! — проговорил он.

— Чуть позже, — отозвался я, закрывая склянку с солью крышкой, чтобы резкий запах не распространялся по комнате. — У вас есть ключ от кабинета профессора Девятаева?

Рогодин отрицательно покачал головой.

— Зачем вам, Ваше Сиятельство? — проговорил он рассеянно. — Там же открыто!

— А у кого есть? — спросил я, пропустив последнюю реплику мимо ушей.

— У его лаборанта, Жоры Курникова. Георгия Павловича Курникова, — зачем-то пояснил Рогодин.

— И где он?

— Не знаю, — очкарик достал из нагрудного кармана большой цветастый платок и обтёр лицо. — Вероятно, ушёл домой. Поздно ведь уже.

— Но сегодня он был в институте?

— Да, я видел его.

— А когда в последний раз?

— Дайте подумать, — Рогодин скомкал платок и запихал обратно в карман. — Кажется, часа три назад. Он заходил за картой проливов. Она была нужна профессору.

— Он вам её вернул?

— Нет. Полагаю, она ещё у… профессора.

Проверим.

— Вы не видели (или, может, слышали), приходил ли кто-нибудь к Девятаеву в течение последних двух часов?

— Нет, Ваше Сиятельство, — покачал головой Рогодин. — Я был здесь, составлял объяснительную записку для изменений в новой карте. Я же картограф, — добавил он не без гордости. — Правда, однажды я вышел, чтобы проконсультироваться с профессором относительно тёплых течений… Впрочем, неважно. В общем, его кабинет оказался закрыт. Я постучал, но профессор не открыл. Это было часа полтора назад.

— Вы сказали, что постучались. Профессор часто запирался?

Рогодин пожал плечами.

— Иногда, когда хотел сосредоточиться.

— Вы не подумали, что он мог уйти домой?

— Не попрощавшись? — удивился Рогодин. — Он всегда заходил ко мне прежде, чем уйти. Как и я к нему.

— Почему вы сегодня так задержались?

— Многие задерживаются допоздна. Не всегда всё успеваешь, а домой брать работу не хочется.

— А когда институт закрывают?

— В полночь. Но даже ночью некоторые лаборатории работают. Особенно те, которые получили гранды.

Я помолчал, обдумывая услышанное. Получалось, профессор то ли отсутствовал и был убит перед самым моим приходом, то ли преступник заперся с ним в кабинете. Возможно, он требовал, чтобы Девятаев отдал ему документы. Но было не похоже, чтобы профессора пытали. Впрочем, возможно, он не считал документы такими уж ценными или просто испугался за свою жизнь и сразу же отдал их. Бедняга, ему это не помогло. Убийца явно заметал следы — возможно, он был знаком с покойным.

— Вам говорит что-нибудь имя «Кирилл Евгеньевич Жмыхин»? — спросил я.

— Да, он работал с профессором. Кажется, механик или инженер. Участвует в подготовке к экспедиции, — Рогодин печально покачал головой. — Теперь её, наверное, отложат. Будет трудно найти замену профессору.

— А кто мог бы его заменить? Хотя бы теоретически.

— Даже не знаю, — пожал плечами картограф. — Думаю, Зинберг подберёт кого-нибудь из института. Возможно, одного из членов первой экспедиции. Например, профессора Маркова, — неуверенно предположил он.

Так, не похоже, чтобы он знал о смерти Зинберга. Значит, и Девятаева почти наверняка не убивал.

— Он работает в девяносто первом кабинете, — сказал картограф. — Но я видел, как он ушёл сразу после обеда. Сегодня в АГПРиО совещание метеорологов, и Маркова пригласили ещё на той неделе.

— Вы уверены, что он не возвращался сегодня в институт?

— Нет, но вы можете спросить его лаборанта, Ваше Сиятельство. Впрочем, он тоже ушёл. Правда, позже. Кажется, около шести или в начале седьмого.

— И не возвращался?

— Я не слежу за своими коллегами. Можно спросить у консьержки внизу: она отмечает все уходы и приходы в журнале.

Я вспомнил большую линованную тетрадь, лежавшую на проходной. Что за каменный век? У них же есть компьютеры. Хотя в них не распишешься.

— Пройти мимо неё незамеченным невозможно? — спросил я. — Она работает целый день?

— Нет, у нас три консьержки, и они сменяют друг друга.

— Давно они работают в институте?

Если хотя бы одна новенькая, она может оказаться пособницей убийцы.

— Ну… — Рогодин задумался. — Точно не знаю. Но года по два точно. А Марина Ильинична так и того больше. Лет уже, наверное, пять.

— То есть, они знают в лицо всех преподавателей, да?

— Они даже студентов знают, — усмехнулся картограф. — Настоящие церберы! Пожалуй, и правда, поговорю с ними.

— Вернёмся к Жмыхину, инженеру. Он часто приходил к профессору Девятаеву?