Марка страны Гонделупы

– Нет, тут нужна настоящая клятва. Повторяй за мной… – И Лёва начал говорить медленным зловещим голосом: – Пусть меня убьёт гром…

– Лёва, – Петя с робостью попытался поправить Лёву, – мама говорила: гром никогда не убивает, а только молния…

Глаза у Лёвы вдруг стали злыми, и он процедил сквозь зубы:

– Если я говорю гром – значит, гром! И не смей со мной спорить. Понял? Ну, повторяй!

Петя был окончательно уничтожен. Он стоял перепуганный, крепко вцепившись руками в свой портфельчик и открыв от волнения круглый рот.

– Повторяй! Пусть меня убьёт гром… Гром, а не молния.

– …гром, а не молния… – покорно повторил Петя.

– …если я хоть одному живому скажу…

– …живому скажу…

– …о великой и страшной тайне…

– …великой и страшной тайне… – повторял Петя дрожащим голосом, но замирая от любопытства.

– Теперь слушай!

Петя насторожился и отвернул край шапки-ушанки, чтобы не пропустить ни слова. Лёва наклонился к его уху, и Петя замер.

– Нет! – Лёва резко от него отодвинулся. – Нет! Тут нельзя. Могут услыхать.

Петя оглянулся. Воскликнул:

– Лёвочка, никого же нет… только забор!

– Забор?! – Лёва значительно хмыкнул. – Вот именно забор! А у забора, по-твоему, не могут быть уши? Понятно? Нет, тут невозможно. Завтра на катке, вот что!

– Ладно, – прошептал Петя, не спуская восторженных глаз с Лёвы.

Он был покорён. Покорён окончательно, бесповоротно и на веки вечные. Что там Кирилка с Вовкой! Прежние друзья были забыты теперь уже навсегда!

Иметь такого друга! Смелого. Умного. Пятиклассника. Отличника. С такой коллекцией марок. Да ещё в придачу с хоккейными коньками. Кому не лестно иметь такого друга!

И главное, тайна… Какую страшную и великую тайну он узнает завтра?

Весь вечер Петя думал о Лёве и мечтал о завтрашнем катке. Когда, сделав уроки, мальчики уходили домой, Вовка неожиданно спросил:

– Пётр, даёшь завтра каток? Я, ты, Кирилка… – Но Петя холодно ответил:

– Мы идём с Лёвой.

– Вот и отлично, – вмешалась мама, – будете кататься вчетвером.

– Нет, – сказал Петя, как ножом отрезал, – я пойду с Лёвой. Кирилка и Вова пусть идут без меня.

– Как тебе не стыдно! – рассердилась мама.

– Вот ещё! – тоже сердито проговорил Петя. – Как ты не понимаешь? У Лёвы хоккейные, у меня «динамы», а у Вовы какие-то «снегурки». У Кирилки же ничего нет… И потом, нам нужно с Лёвой кое о чём поговорить.

Вовка покраснел, исподлобья взглянул на Петю и закусил губы.

У Кирилки обиженно дрогнули ресницы, и он, по своему обыкновению, вздохнул.

Когда мальчики вышли на улицу, Вовка сказал:

– К Петьке больше ни ногой. – Кирилка спросил:

– А уроки вместе?

– Пусть думает что хочет, – продолжал Вовка.

– Его мама такая добрая, – печально прошептал Кирилка.

– Пусть думает что хочет…

Но Петя думал только о Лёве и о тайне. Скорей бы наступило «завтра». Какую тайну, великую и страшную, ему поведает Лёва?

Подошла мама, положила ему на плечо руку:

– Петя, давай поговорим…

– Мама… – Голос у Пети был чужой, далёкий. Он слегка отстранился. – Я возьму напильник, подточу коньки. Можно?

Мама ничего не ответила и ушла в другую комнату. Ей стало очень грустно и очень обидно. А Петя, всегда такой внимательный, этого и не заметил.

Если выйти из калитки, в школу нужно идти направо, на каток – налево. И туда и сюда всё время по тротуару, не переходя дороги. В оба эти места Петя ходил самостоятельно.

Каток находился в парке их заводского клуба.

Весной, в мае, в парке цвели каштаны, и воздух тогда казался густым от солнечных лучей, запаха цветов и пчелиного жужжания. А потом зацветала белая акация. Её лепестки падали вниз, как хлопья снега, а пчёлы просто кишмя кишели вокруг тяжёлых и пахучих цветочных гроздей.

Летом же на каштанах висели твёрдые зелёные орехи. На них были преострые шипы. Орехи можно было подбирать под деревьями, а ещё лучше сбивать палкой, когда поблизости не было сторожа. Такими орехами мальчики играли в войну и в охоту. Но если случайно орех попадал в лоб – вскакивала шишка величиной с двухкопеечную монету.

А зимой в парке было тихо и снежно. Даже главная аллея, прямая и широкая, была завалена снегом. На каток ходили узкой дорожкой, протоптанной между сугробами. Эта дорожка шла под безлистыми теперь каштанами и вела как раз к раздевалке. На раздевалке был красный флаг и очень сильный громкоговоритель.

Два электрических фонаря качались между столбами, стоявшими на катке. И когда ветер дул посильнее, казалось, будто весь каток, со всеми людьми, чуточку покачивается, словно палуба огромного ледяного корабля.

Со всех четырёх сторон каток окружали крутые горы снега. Дальше стояли мохнатые сосны. А ещё дальше, за соснами, казалось, ничего нет, кроме темноты и галок.

Петя с Лёвой уже пробежали три круга, но Лёва и словом не обмолвился о своей тайне.

Петя ждал-ждал, терпел-терпел и наконец не выдержал.

– Лёва, – шепнул он, когда на секунду они приостановились, – когда же?

У Лёвы непонимающие глаза. Петя прошептал ещё тише:

– Про тайну…

Лёва бросил на Петю быстрый, как говорится, насквозь пронизывающий взгляд.

– Ты ведь обещал на катке, – продолжал шёпотом Петя.