И никогда больше он не пойдет в гости к Петрику и не увидит Петрика мамы… И она никогда не угостит его такими вкусными блинчиками с земляничным вареньем… И никто никогда не скажет ему: «Кирилка, дружочек…» И больше не придется сидеть ему за столом, над которым такая зеленая лампа… Никогда!
И вдруг Кирилка ускорил шаги. Он вспомнил о теткиных тридцати рублях, и его бросило в жар и в холод. А может, она уже гонится за ним следом…
Он почти побежал вперед.
Хорошо, когда в лицо брызжут солнечные лучи, а воздух душист и сладок, как аромат черемухи. И можно развязать шарф. И положить в карман варежки. И еще на закуску распахнуть курточку. И все равно не будет холодно. Ни капельки.
По календарю еще полагалось быть зиме, но ветер по-весеннему был влажен, а снег на шоссе назло всем календарям уже начинал таять.
И когда так хорошо и светло кругом, разве можно думать о плохом?
И разве дорога на Север так уж трудна и настолько длинна?
До станции было около трех километров, и туда ходили автобусы. Но раз денег всего-навсего семнадцать копеек, об автобусе мечтать не приходится. И хотя Кирилка твердо решил по дороге нигде не задерживаться, если в кармане все-таки есть семнадцать копеек, нельзя утерпеть, чтобы не зайти в маленькую булочную на краю поселка, откуда так вкусно пахнет теплым хлебом.
Но каково же было его изумление, когда, выйдя снова на улицу, он увидел Опанасова щенка Тяпу. И как только он мог сюда прибежать? В такую даль.
— Тяпа, — воскликнул Кирилка, не веря собственным глазам, — это ты?
«Конечно, я! Разве ты не видишь? Я все время бежал за тобой следом, от самых школьных ворот. И вот теперь мы здесь вместе!» ответил бы щенок, если бы умел говорить.
Но вместо всех этих слов Тяпа восторженно крутил остатком хвостика, уже давно отрубленного Остапом в надежде, что щенок будет породист. Но породы не получилось, а хвоста не осталось. Так Тяпа и рос самым простым бесхвостым дворняжкой… И теперь с поразительным мастерством вертел своим куцым хвостиком, не спуская восхищенных глаз с краюшки хлеба, которую Кирилка вынес из булочной.
По всему было видно, что Тяпка просто счастлив этой встречей.
Но и Кирилка был в восторге.
Какая удача! Иметь рядом друга, с которым в любой момент можно поделиться сомнениями, получить разумный совет — это ли не прекрасно?
А на Севере этого же друга можно запрячь в санки и явиться к отцу в своей собственной упряжке.
Опанасу можно послать телеграмму, чтобы он не волновался. А потом ему можно привезти живого медвежонка или тюленчика…
И Кирилка решил немедленно выяснить на этот счет мнение щенка.
— Тяпа, — сказал он, присаживаясь на корточки к щенку, — хочешь вместе на Север? Да или нет?
В ответ на это предложение пес восхищенно взвизгнул, облизал Кирилкин портфель, руки, подбородок и ткнулся носом в краюшку.
Это означало полное согласие!
Когда же, разделив по-братски хлеб, путешественники съели все до самой маленькой крошки, у щенка исчезли последние сомнения.
На Север, на Север! Ни о чем другом не могло быть и речи.
Кирилка бодро шагал в своих колоссальных валенках, полный веры в будущее, старательно обходя лужи и стараясь не увязнуть в густой снежной размазне.
Тяпка же рысцой трусил впереди, вопросительно оглядываясь на товарища: не сбились ли они с пути?
Они благополучно добрались до железной дороги, проскользнули под товарным составом, нашли пустой дачный поезд и вскарабкались на площадку вагона. Тяпу пришлось подсаживать, такие у него оказались коротенькие ножки. Впрочем, и самому Кирилке это далось нелегко. И если бы не полено, которое лежало у вагона, экспедиция на Север, вероятно, закончилась бы у вагонной подножки.
В вагоне же оказалось очень интересно. Сначала Кирилка с большим удовольствием покрутил опрокидывающиеся пепельницы. Потом он спустил и поднял парочку столиков под окнами. Это тоже оказалось довольно увлекательным делом, тем более что столики опускались с оглушительным грохотом. После столиков Кирилка даже попытался откинуть и укрепить вторую полку. Но это ему, однако, оказалось не по силам, и после некоторых усилий он бросил полку, которая с громким стуком упала на прежнее место, а сам Кирилка смирно сел в уголок и принялся ждать паровоза.
Между тем Тяпа обследовал все бумажки на полу и в плевательницах и, обнаружив кусочки хлеба и головку воблы, с удовольствием закусывал.
И вдруг на площадке с грохотом хлопнула дверь, порыв ветра влетел в вагон, а вслед за ветром ворвалось румяное существо небольшого роста, вооруженное веником, тряпкой и мусорным ведром.
— Здрасте-пожалте! — закричало на весь состав это существо раскатистым голосом. — Явились!
Кирилка испуганно вскочил, а Тяпа, поджав хвост, убрался под лавку.
— Зно́ву явились? — продолжала краснощекая крикунья, упираясь в бока крепкими кулаками. — Как мне понадоедали ти голопузы хлопчата, якие по вагонам лазают и убирать мешают! Кто вас просил? Я, чи кто?