Марк Аврелий

Далее компилятор возвращается к тексту Диона Кассия, который можно считать весьма точной легендой к изображению на колонне: «Увидев первые капли дождя, римляне раскрыли рты и стали пить. Потом начали подставлять щиты и шлемы, вволю пили сами и давали пить лошадям. В тот же миг на них напали враги — римляне и пили, и сражались сразу, а раненые пили воду, смешанную со своей кровью. Нет сомнения, что натиск врага сильно поколебал бы римлян, но он был остановлен сильным градом и грозой, поражавшей врага: одним небо давало воду, других сокрушало огнем. Иные из квадов переходили к нам искать убежища. Император, сострадая их несчастью, принял их человеколюбиво». На колонне тоже видно, как солдаты в очень выразительном беспорядке (искажение перспективы и наивность фигур, несомненно, умышленны, если исключить возможность внезапного упадка искусства) указывают на небо, утоляют жажду, поят лошадей; изображены враги, лежащие на земле, а наверху, над всей этой сценой — лицо с бородой из капель дождя. Пока не решено, кто это: Гермес Воздушный или Юпитер — Посылатель дождя. Еще вероятнее, что это Тот-Шу, египетский бог, которого заклинал Арнуфий.

Само то, что римляне, которых вел Пертинакс (нельзя точно сказать, присутствовал ли при этом событии Марк Аврелий), позволили себе попасть в такое безвыходное положение — было характерной чертой этой беспрецедентной войны. Насколько известно, Август, Друз, Тиберий, Германик, Корбулон, Траян сражались более умело и уверенно. Вар попал в ловушку, но только потому, что пренебрегал уже и минимальной осторожностью, к тому же не мог заподозрить в предательстве своего «советника» Германна, у римлян известного как Арминий. Германик тоже несколько раз попадал в тяжелые ситуации, потому что безрассудно рисковал. Но политика Антонинов, принимавшая во внимание все уроки прошлого, их методичная, осторожная стратегия должны были бы предотвратить любые случайности, хотя и противники их многому научились. Неужели при всем том Марк Аврелий, Помпеян, Пертинакс и Викторин совершали такие грубые ошибки, что спасти их могли только чудеса?

Неизвестные сражения и тайная дипломатия

Ответ понятен: они считали, что им не приходится выбирать, ни с каким неприятелем сражаться, ни на какой позиции встречать его, ни какой тип боя вести. Поневоле, но вполне сознательно, а потом и настойчиво, они бросили все доступные (достаточно ограниченные) силы Империи на эту контрнаступательную войну, в которой, как мы уже видели, можно опознать черты современных колониальных экспедиций. Политика Марка Аврелия на Дунае сначала была политикой «зачистки», потом «права преследования», затем «обороны посредством наступления» и, наконец, «выжженной земли». При такой политике войско рано или поздно неизбежно должно было увязнуть в болоте или попасть в засаду в горах. Если для предотвращения таких случаев прибегали к магии и молитвам, это не должно нас удивлять. «Чудо о дожде» в том виде, в каком донесли его до нас скульптура и каллиграфия, должно бы входить в программу наших военных училищ.

Несмотря на фрагментарность источников подобного рода, мы можем составить себе общее представление о дунайских войнах. В целом они окажутся просто чередой точечных акций, прерываемых перемириями, непрочными договорами, вновь заключаемыми союзами и, в конце концов, всеобщим истощением. Во всем этом постоянную, незаметную, но значительную роль играла дипломатия. Мы встречаем многочисленные упоминания о посольствах, друг за другом прибывавших в Карнунт, а затем в Сирмий. До самого конца столетия германцы так и не выступили единым фронтом: так ловко действовали римляне, чтобы их разделить, а может быть, и сами они с такой выгодой набивали себе перед римлянами цену. «Одни приходили от племен, другие от царей», — повествует Дион Кассий; он упоминает случай, когда явилась просить союза и получила его делегация во главе с двенадцатилетним вождем Баттарием. «Иные, — пишет далее историк, — приходили просить мира: так было с квадами. Им дали мир, чтобы расстроить их союз с маркоманами, а также потому, что они дали императору много коней и скота, пообещали выдать дезертиров и освободить уведенных в плен граждан — тринадцать тысяч сразу, остальных потом. Но им не дали права ездить на большие рынки, чтобы маркоманы и язиги, которых они обязались не пропускать через свою землю, как-нибудь не затесались среди них с целью разведать римские позиции и запастись провиантом». По этим словам можно понять всю важность ярмарок: они были местом мирного сближения народов, но в то же время и бесконтрольных контактов, то есть политическими клубами. Над ними был установлен активный надзор римлян, центурионы заменяли туземных приставов. Дунайский флот, базировавшийся в Карнунте, патрулировал Дунай и его притоки. Для квадов такое положение было стеснительным и унизительным. Они не выполнили своих обязательств и возобновили военные действия.