Марк Аврелий

Дион Кассий оставил нам об этом впечатляющий отчет: «Пастухи и другие жители Египта, которых подстрекал на мятеж некий жрец по имени Исидор, переоделись в женское платье и отправились к центуриону якобы заплатить выкуп за своих посаженных в темницу мужей». Эти пастухи, или вуколы, то есть волопасы, жили в болотистых землях дельты Нила близ моря. Они издавна стояли особняком среди египетского крестьянства, почти никому не подчинялись, сопротивлялись непрестанным переписям и сборам податей, характерным для управления этой во все времена забюрократизированной провинцией. С вуколами смешались сборщики папируса, также рассеянные по местам, в которые могли проникнуть только всякого рода беглецы: дезертиры, бродяги, преступники, находившие приют в болотах у анахоретов (первоначально это слово означало тех, кто скрывался от податей). Как это собрание изгоев в своих неприступных местах, сорганизовавшись, дошло до взрыва — социополитический феномен, вероятно, недоступный пониманию древнего историка.

«Они убили центуриона и одного из его помощников, часть их внутренностей съели, а над оставшимися поклялись в верности друг другу. Исидор среди них всех был, без сомнения, самым прославленным и уважаемым. Под предводительством такого способного вождя легко разбили римлян, бывших в Египте, и взяли бы Александрию, если бы из Сирии не прислали Авидия Кассия остановить их войска. Кассий не посмел вступить в сражение с противником столь многочисленным, храбрость которого усугублялась отчаянием. Тогда он прибег к хитростям и проискам, которыми внес между главарями размежевание, погубившее их».

Ныне некоторые историки считают, не пересказ ли это произведений простонародной литературы, процветавшей в то время. Но бунт был на самом деле. Подобные движения и легенды черпали силу и в нищете жителей, и в преследованиях, которым подвергались мистические учения древнего Египта. Исидор означает «дар Изиды» — многозначительное имя для тех мест, в которых Изида родила Гора. Ритуальное принесение в жертву центуриона, кровавая клятва служат свидетельством, какие законы были у разбойников, а разбойниками тогда называли всех беглецов, всегда готовых бунтовать и грабить города, из которых их изгнали. И вот они узнали, что римские гарнизоны — единственная сила, способная их сдерживать, — уже не столь сильны. Египет охранял только 3-й Траянов легион, частично переброшенный на Дунай. Силы местной полиции не могли противостоять многолюдному мятежу (историк признает мощь и хорошую организацию вуколов). Показательно уже то, что военачальник Кассий, бывший, как мы видели, грозой парфян, не решился дать им сражение.

Империя стала физически и нравственно уязвима. Сельская местность, надо считать, была небезопасна повсюду в Империи (число изгоев из развитых городских общин прямо пропорционально силе этих общин), но если банды угрожали Александрии — это было серьезное предупреждение. В фантазии современников легенда или быль о вуколах нашла еще более мощный отзвук: «разбойник» остался в преданиях романическим персонажем, иногда обаятельным, иногда отвратительным, но неразлучным с приключениями странствующих рыцарей, спасающих невинных дев. Из страха и надежды, порожденных нарушением правопорядка, родилась народная наивная литература, весьма фантастическая и довольно бездарная. Ожидания иудеев и христиан выразились в их мрачных апокалипсисах — александрийцы свои выражали в розовых романах, за которыми отдыхали душой в тревожное время. Забыться за чепухой — это ведь тоже анахоретство. Позже эта литература даст весьма успешных авторов, сочинения которых можно прочесть и сегодня: Ахилла Татия, Гелиодора, Ксенофонта Эфесского. Но уже при Марке Аврелии римская элита, содрогаясь, читала романы Апулея и Лукиана [53], в которых говорящие ослы жалуются на разбойников. Появился жанр, в котором разум наконец-то очищался от своих атавистических фантазий, мог публично выразить такие чувства, для которых прежде не было языка. Человек приручил самые нелепые сны и теперь отваживался шутить со священным. Забрезжила заря Нового времени.