Читаем Марк Аврелий полностью

Империя жаждала разумного правосудия. Знаменитое римское право слишком часто закосневало в своих формальностях или же дорого обходилось из-за жадности римлян — извечных сутяг. При Республике судебные залы были трибунами для ораторов, стремившихся к славе и власти. Правила игры существовали, но ставки на кону были подменены. Чего добивался Цицерон, защищая Милона и обвиняя Клодия: торжества закона Республики или благосклонности одного клана и разгрома другого? При Империи эта прихожая власти закрылась, но Тиберий, Клавдий, Нерон вновь открыли ее, превратив в преддверие смерти и предлог для конфискации крупных состояний. При Антониновом возрождении суды оказались затоплены частными тяжбами; сборники юрисконсультов, письма Плиния Младшего и Фронтона донесли до нас их ожесточение при довольно малой значимости. Но нам ли считать, что вопросы наследства, правоспособности замужних женщин, развода, опеки, усыновления не важны для правильного функционирования правового государства? Дело об ожерелье императорской тетки Матидии весьма показательно. Как мы видели, Фронтон возмущался щепетильностью Марка Аврелия, не решавшегося настоять на правах Фаустины на родовое имущество. Ведь в Риме состояние не создавалось из ничего, а переходило из рук в руки с естественной тенденцией к чрезмерной концентрации, а отсюда противоположная тенденция к насильственному или полудобровольному перераспределению: налогам на наследство, принудительному меценатству, завещаниям в пользу императора, а то и простой грубой конфискации. Все это давало адвокатам массу поводов манипулировать семейными делами, вмешиваться в споры при разводах и о наследстве, в управление опекой. Они получали весьма обширные привилегии, и поныне существующие у англосаксонских народов. Понятно, что такая профессия была распространенной и ее представители процветали. У Антонина был повод шутить, что «адвокатский потоп затопил весь Рим».

<p>Люди за кулисами</p>

Марк Аврелий отдохнул в Ланувии и вновь соприкоснулся с римской повседневностью, от которой было несколько отошел. На берегах Дуная и Нила его администрация могла действовать в полную мощь, но на берегах Тибра тем временем административная машина замедлила ход. Чрезвычайное множество решений, дошедших до нас за подписью Марка Аврелия вместе с Коммодом после 177 года, заставляет полагать, что эти дела копились давно. Бассей Руф, над невежеством которого смеялись, но тем более уважали его таланты, умер при исполнении своих обязанностей. Его место занял начальник главной службы латинских дел Таррутений Патерн, а того в канцелярии сменил Тигидий Перенн. Это были всадники нового типа, предшественников которого мы почти не знаем: аппаратчики, позднее проявившие свое интриганство и неумеренные амбиции. Нельзя сказать, будто они проникли в высшие сферы без ведома императора. Он лично следил за всеми назначениями. «Он не легко верил рекомендациям, — пишет Капитолин, — и всегда сразу же сам проверял, соответствуют ли они действительности».

Но в этих людях — впрочем, хороших юристах — он ошибся, и ответственность должен разделить Клавдий Помпеян, без которого император ничего не решал. Влияние этого примечательного человека все росло и росло. Скульпторы, изображавшие его за плечом императора, знали, что он был вторым человеком в государстве. Императорским зятем он оставался чисто формально: Луцилла уже давно пустилась во все тяжкие. Коммод знал, что должен считаться с могущественным родичем, и, между прочим, так и не осмелился поднять на него руку. Почему сириец из Антиохии поднялся так высоко, что в конце концов был выдвинут в сенаторы Римской империи? Трудно понять эту породу людей, известную под общим именем «серых кардиналов»: они не подходят ни под одну из рубрик властных структур. Движет ли ими жажда тайной власти или неспособность действовать явно? Тайное злорадство, страсть к службе, неодолимая скромность? В данном случае таинственное сродство душ, видимо, объясняется тем, что два человека, одинаково видевшие свое призвание в заботе об общественных интересах, случайно встретившись, заключили нерушимый договор о дружбе. Такая встреча в истории Римской империи не была беспрецедентной. Мы достаточно знаем о братских союзах Августа с Агриппой, Траяна с Лицинием Сурой, чтобы понять и такой же союз Марка Аврелия с Помпеяном. Как видно, они постоянно сопутствовали высшей государственной должности: для равновесия системы требовалось неравное разделение почестей и обязанностей внутри негласного двоевластия. Надо бы еще объяснить, откуда взялась неколебимая верность этих теневых императоров, но зачем? Ведь они сами делали все, чтобы история о них не вспоминала.

<p>Глава 10</p><p>НЕЯСНОСТИ (177 г. н. э.)</p>
Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии