Марк Аврелий

Обстоятельства этого дела так и не стали известны, все документы были намеренно уничтожены. Было бы, например, интересно проверить, действительно ли здоровье Марка Аврелия в тот год внушало серьезное беспокойство его близким. Если так, становился бы правдоподобен слух о сговоре между Кассием и Фаустиной. Слух этот восходит к Диону Кассию — тогда молодому человеку, ожидавшему зачисления в сенаторы и получавшему все правдивые и ложные сведения из первых рук. В его «Истории» читаем: «Когда Авидий Кассий поднял мятеж в Сирии, император, никак этого не ожидавший, послал против него Коммода, который достиг отроческого возраста. Кассий, уроженец Кирры, был человеком редкого мужества и одарен всеми достоинствами, которых можно ожидать от владыки Империи… Конечно, решив захватить верховную власть, он совершил большую ошибку, но его подвигла на это Фаустина: видя, что муж ее нездоров, а Коммод мал и неумен, она испугалась, как бы власть не попала в руки кого-нибудь, кто сделал бы ее простой обывательницей. Тогда она тайно подговорила Кассия жениться на ней и стать владыкой Империи, если болезнь Марка Аврелия придет к роковому исходу. Покуда Кассий обдумывал этот план, к нему пришла весть о смерти Императора (ведь в таких обстоятельствах всегда выдумывают самое худшее). Не проверив, истинна ли весть, он объявил о намерении взять власть; говорили, что войска, служившие в Паннонии, уже передали ее Кассию».

Разумеется, Дион Кассий — не единственный источник дошедших до нас сведений об этом эпизоде, который надолго разладил все римское общество. «Жизнеописания Августов» говорят о нем, опираясь, вероятно, на сообщения другого современника — утраченное сочинение Мария Максима, выдержки из которого позднее сделал Псевдо-Юлий Капитолин. В «Жизни Марка Аврелия» сообщается: «Авидий Кассий принял императорский титул, как говорят, по желанию Фаустины, не надеявшейся, что супруг ее останется жив… Другие же говорят, что Кассий возложил на себя инсигнии, сам распустив слух о смерти Марка Аврелия». Эти совпадающие свидетельства, вроде бы явно обличающие узурпатора и его сообщницу, все же оставляют место для разных предположений, выбор между которыми историки, придерживающиеся установленных фактов, сделать не решаются. Ясно, почему древнее предание неблагожелательно к Фаустине и видит в ней вдохновительницу всего замысла. Ей и следовало заключить с Кассием через голову мужа договор о страховании жизни, который в случае кончины Марка Аврелия должен был быть автоматически выполнен по всем пунктам. Кассия войска тотчас провозглашали императором, а династическую легитимность он обретал через брак с Августой. Усыновив несовершеннолетнего пасынка, он становился переходным императором — играл роль, назначенную для Антонина Адрианом. И что мог сделать сенат, как не оформить законом свершившийся факт? Но в этом вроде бы логичном плане есть слабые места. Он предполагает, что всех военачальников Рейнской и Дунайской армии уговорами или угрозами перетягивали на свою сторону. Но тогда в расчет не принимался Помпеян, уже фактически имевший власть второго лица в государстве. Он был так силен, что Фаустина (говорили и так) только затем и обратилась к Кассию, чтобы перейти дорогу нелюбимому зятю. Ей не нравилось, что он сын сирийского всадника. Впрочем, таков же был и Кассий.

Марк Аврелий принимает вызов

Как бы то ни было, Кассий объявил себя императором, назначил префекта претория, взял в свои руки Египет — житницу Рима, и его люди объявили, что он вот-вот высадится в Италии. После минутного замешательства Марк Аврелий, находясь в Сирмии, энергично выступил в ответ. Он срочно послал в Рим за Коммодом и одновременно отправил особые войска «для охраны Города». Дион Кассий сообщает, что сперва он попытался сохранить втайне новость, полученную от Марция Вера, но слухи поползли по всем большим дорогам, и тогда Марк Аврелий решился обратиться к легионам. Текст его речи, переданный историком, — конечно же одно из многих риторических сочинений, которыми он перегрузил свое повествование. Но этот текст настолько хорошо подходит к обстоятельствам и к личности Марка Аврелия, что в нем нельзя не признать признаков правдоподобия, опирающихся на подлинные сведения. Пересказ речи, выполненный двадцать пять лет спустя, не мог слишком сильно отличаться от оригинала, иначе современники ему бы не поверили.