Марина Юрьевна Мнишек, царица Всея Руси

— Вашего супруга нет больше в живых, государыня. Он убит толпой. И Петр Басманов тоже. Вы знаете, что с народом справиться невозможно.

— Где… где это случилось?

— Убийца прокрался в спальню государя. Впрочем, теперь уже можно сказать правду. Он не был никаким государем — царица-инока первой сказала, что он не имеет ничего общего с ее истинным сыном.

— Но я виделась с царицей-инокой.

— То, что она говорила раньше, было вызвано опасением за собственную жизнь. Это так понятно: старая женщина…

— Вы говорите — в спальне? И это случилось сейчас, в утренние часы?

— Почему вас интересует время, государыня?

— Только потому, что к этому часу государь не мог вернуться из своей поездки. Последние два дня его не было во дворце.

— Как не было? И куда он мог ездить?

— Я не интересовалась подробностями. Но он точно знал, что в эту ночь из-за опасения перед заговорщиками, о которых ему докладывали, не останется ни в своей опочивальне, ни вообще во дворце. Заговорщики могли ошибиться. Я должна увидеть тело. Должна немедленно!

— Это совершенно невозможно, государыня. Его вид способен потрясти даже самого опытного воина.

— Боже!

— Люди теряют образ и подобие Божие при виде крови и превращаются в ненасытных диких зверей. Вам лучше избавить себя от подобного зрелища. К тому же сейчас, я думаю, царица-инока уже опознала Самозванца.

— Вы сказали: Самозванца?

— К сожалению для вас, именно так, государыня. После слов родной матери оспаривать нечего.

— Если только…

— Что — если только?

— Если это не ее способ второй раз спасти единственного сына.

— Но вот мы и пришли. По счастью, вы не пережили скорбного известия так, как все предполагали. Вы оказались мужественной женщиной, способной стойко переносить любые испытания.

— Почему я должна делиться с вами — то ли врагом, то ли другом, то ли просто расчетливым человеком своими мыслями и чувствами. Вы ничем не заслужили моей откровенности. Жизнь покажет — может быть, и благодарности. Вы слишком быстро и вовремя оказались на месте…

— Я лишь выполнял поручение боярина Василия Ивановича Шуйского. Он сам сказал, что венчанная на царство русская царица не может быть отдана на позорище толпе.

— Хочу вам напомнить, так называемого Самозванца вы также торжественно венчали на царство. Кем бы он ни был, он получил благословение патриарха, Боярской думы, Земского собора и святынь. Вас не интересовала правда — вас интересовала только власть!

Также повелел он разыскивать по всей стране самых лучших и злых собак, и почти каждое воскресенье он тешился с ними на заднем дворцовом дворе, куда привозили в клетках множество медведей, и он выпускал их на собак; также приказывал он некоторым знатнейшим дворянам, которые по большей части были отличными охотниками, выходить на медведей с рогатиною, и некоторые проявляли поистине геройскую отвагу… он и сам пожелал выйти на злобных медведей, но по неотступным просьбам вельмож отложил свое намерение.

Также часто выезжал он из Москвы охотиться в поле, куда по его повелению выпускали медведей, волков и лисиц, и он преследовал их с великою отвагою… Поистине он был лихой наездник, как бы ни была дика лошадь, он укрощал ее своими руками, чему все дивились, хотя там все хорошие наездники, ибо они с детства до самой смерти ездят верхом…

Он также был искусным правителем, и все установленные им законы в государстве были безупречны и хороши, и он сам нередко наставлял чиновников.

Исаак Масса. «Краткое известие о Московии в начале XVII в.»