Мария Тюдор

Зал в Тауэре. Стрельчатые своды, поддерживаемые толстыми колоннами. Слева и справа низкие двери, ведущие в камеры. Направо — слуховое окно, выходящее на Темзу; налево — слуховое окно, выходящее на улицу. С каждой стороны потайная дверь в стене. В глубине галерея с большим застекленным балконом, выходящим во внешний двор тюрьмы.

Явление первое

Гильберт, Джошуа.

Гильберт. Ну что?

Джошуа. Увы!

Гильберт. Надежды нет?

Джошуа. Надежды нет.

Гильберт подходит к окну.

О, из окна ты ничего не увидишь!

Гильберт. Тебе удалось выяснить?

Джошуа. Нет никаких сомнений.

Гильберт. Значит, для Фабиани?

Джошуа. Для Фабиани.

Гильберт. Счастливец! А я проклят небом.

Джошуа. Бедный Гильберт! Настанет и твой черед. Сегодня он, завтра ты.

Гильберт. Что ты хочешь сказать? Мы, кажется, не понимаем друг друга. О чем ты говоришь?

Джошуа. Об эшафоте, который они сейчас там воздвигают.

Гильберт. А я говорю о Джен.

Джошуа. О Джен?

Гильберт. Да, о Джен! Только о ней! Какое мне дело до всего остального? Разве ты не знаешь, разве забыл, что уже больше месяца я стою, прильнув лицом к решетке моей камеры, потому что там, внизу, я вижу ее, бледную, в трауре; вижу, как она без конца бродит у подножия этой башни, где заключены двое — Фабиани и я. Ты, значит, забыл о моей тоске, о моих тревогах и сомнениях? Ради кого из нас приходит она сюда? Дни и ночи я, злосчастный, задаю себе этот вопрос! Тебя, Джошуа, я также спрашивал об этом, и не далее как вчера ты обещал мне, что повидаешься и поговоришь с ней. Не скрывай же от меня, — что тебе удалось узнать? Ради меня она приходит сюда или ради Фабиани?

Джошуа. Я узнал, что сегодня будет обезглавлен Фабиани, а завтра ты, и с этой минуты, Гильберт, я словно лишился разума. Эшафот вышиб у меня из головы Джен. Твоя смерть…

Гильберт. Моя смерть! Какой смысл придаешь ты этому слову? Смерть постигла меня в тот день, когда я потерял любовь Джен. Она не любит меня, и я мертвец. О Джошуа, поверь мне, я умер! То немногое, что еще осталось от меня, не заслуживает даже быть завтра уничтоженным, Джошуа, можешь ли ты представить себе, что такое человек, который любит? Если бы два месяца тому назад мне сказали: "Джен, ваша чистая Джен, ваша любовь, ваше сокровище, ваша гордость, ваша лилия, ваша Джен отдалась другому, — хотите вы ее по-прежнему?" Я ответил бы: "Нет, не хочу! Лучше тысячу раз умереть мне и ей!" И я растоптал бы ногами того, кто осмелился бы сказать мне это. Однако ты видишь… я все-таки хочу ее! Прежней Джен больше нет. Нет чистой Джен, которую я боготворил, лба которой едва осмеливался касаться губами. Джен отдалась другому, отдалась негодяю, я знаю это, — и что же? — я все равно люблю ее. Сердце мое разбито, но я люблю ее! Я целовал бы край ее платья, я молил бы ее о прощении, если бы она согласилась быть моей. Джошуа, если бы я увидел ее в уличной грязи вместе с падшими женщинами, я поднял бы ее и прижал к своей груди. Джошуа, Джошуа! Я с радостью отдал бы — не сто лет жизни, потому что у меня остался только один день, — я отдал бы вечность, которую обрету завтра, чтобы хоть раз еще увидеть ее улыбку, обращенную ко мне, и снова услышать из ее уст эти дивные слова: "Я люблю тебя!" Джошуа, Джошуа, так уж устроено сердце человека, который любит! Вы воображаете, что убьете женщину, которая вам изменяет? Нет, вы ее не убьете. Как прежде, вы будете лежать у ее ног, но только подавленный печалью. Ты считаешь меня слабым? Но что бы я выиграл, убив Джен? Ах, сердце мое разрывается от нестерпимых мыслей! Если бы она все еще любила меня, какое дело было бы мне до ее проступка? Но она любит Фабиани! Она любит Фабиани! Ради Фабиани она приходит сюда! Нет, одно мне ясно: я должен умереть. Пожалей меня, Джошуа!

Джошуа. Фабиани умрет сегодня.

Гильберт. А я завтра.

Джошуа. Все в божьей воле.

Гильберт. Сегодня я буду отомщен его гибелью, завтра — он моей.

Джошуа. Брат мой, сюда идет второй констебль Тауэра, Энеас Делвертон. Ты должен вернуться в камеру. Сегодня вечером мы снова увидимся.

Гильберт. О, умереть нелюбимым! Умереть неоплаканным! Джен!.. Джен!.. Джен!.. (Уходит в камеру.)

Джошуа. Бедный Гильберт! Кто бы мог подумать, что случится нечто подобное? (Уходит.)

Входят Симон Ренар и Энеас Делвертон.

Явление второе

Симон Ренар, Энеас Делвертон.

Симон Ренар. Все это очень странно, я с вами согласен, но что поделаешь? Королева безрассудна и сама не знает, чего хочет. Она — женщина, и на нее ни в чем нельзя положиться. Зачем она приходит сюда? Сердце женщины — загадка, и недаром король Франциск Первый[18] нацарапал на оконном стекле Шамборского замка эти слова:

"Красотки лицемерят.
Безумен, кто им верит".