Неожиданно, но сразу же, возникло новое препятствие. Мария Федоровна четко и ясно заявила, что она уедет лишь в том случае, если англичане возьмут на борт всех ее родственников и тех русских, «которые пожелают уехать». Это условие оказалось непредвиденным для англичан, вызвав усиленную телеграфную переписку между адмиралтейством, Форин Офисом и командующим эскадрой. В конце концов требование тетушки Короля было принято.
Согласие императрицы сразу же вдохнуло энергию в ее окружение. Был спешно организован специальный комитет, занявшийся организацией отъезда. Как вспоминала позднее княгиня Л. Л. Васильчикова (1886–1948), «многие колебались все еще — ехать или не ехать. Особенно те, кто владел имениями и домами в Крыму, потому что на этот раз все отдавали себе отчет, что мы срываемся с корней на неопределенное время и на неизвестное будущее».
С Марией Федоровной покидали Россию все оставшиеся в живых Романовы, князья Юсуповы и группа лиц из числа придворных и друзей Императрицы. Быстро стало ясно, что всех желающих один военный корабль принять не сможет. И тогда Императрица заявила, что не покинет Крым, если хотя бы один человек останется.
Англичанам пришлось принять новое условие. В Ялту прибыло еще несколько кораблей для эвакуации беженцев. Не существует точных данных о том, скольким людям удалось спастись благодаря заботе императрицы, но, безусловно, речь идет о многих сотнях человеческих жизней. Это было великое благодеяние Марии Федоровны, так как не приходится сомневаться, что большевистская власть в конечном итоге всех этих «бывших» беспощадно уничтожила бы.
Императрица поднялась на борт «Мальборо» в середине дня 7 апреля 1919 года, который покинул ялтинский рейд 11 апреля. Мимо него шли другие корабли, а на палубе огромного броненосца стояла старая Царица, провожая их печальным взглядом. И ее фигуру рассмотрели на других судах, закричали «ура!», и вдруг, совсем неожиданно, над акваторией ялтинского порта грянул величественный русский гимн «Боже, Царя Храни!» Его запели почти одновременно сотни и сотни русских на разных судах, покидавших родину и прощавшихся со своей Царицей. Мария Федоровна плакала, слезы текли не переставая, но она спустилась в каюту лишь тогда, когда последний корабль с беженцами скрылся из виду.
В дневнике 11 апреля 1919 года Мария Федоровна записала: «У меня сердце разрывалось при виде того, как этот прекрасный берег мало-помалу скрывался за плотной пеленой тумана и наконец исчез за нею с наших глаз навсегда».
Несколько дней «Мальборо» простоял на рейде в Константинополе (Стамбуле), а затем отбыл дальше, на Юг. По пути выяснилось, что «Мальборо» не будет следовать в Англию, а по прибытии на Мальту Императрице предстоит пересадка на другое судно. Первоначально Мария Федоровна наотрез отказалась от подобной комбинации, но после объяснений и уговоров, в которых принял участие даже Король Георг V, приславший в этой связи специальную телеграмму, она согласилась.
Пробыв около двух недель на Мальте, где ее принимали с неподдельным радушием губернатор, все официальные и неофициальные лица, она на крейсере «Нельсон» отбыла в Англию. 9 мая корабль прибыл в английский порт Портсмут, и уже на берегу она увидела свою любимую сестру Алике. Вдовствующая Королева вместе с дочерью Викторией поднялась на борт, и там две старые женщины смогли обнять друг друга и не смогли сдержать слез…
В тот же день вечером прибыли в Лондон, где на вокзале Виктория Марию Федоровну встречали Король Георг, Королева Мария и другие члены Королевской Семьи, а также представители русской колонии Лондона. Встреча оказалась чопорной и формальной, и только прибыв в резиденцию сестры Александры Мальборо Хаус, Царица дала волю слезам. «Я здесь, и это для меня словно сон. Как я рада, что, пережив все эти ужасные времена, мы наконец-то снова собрались все вместе».
Три месяца Мария Федоровна провела в Англии, а 15 августа в сопровождении брата Вальдемара и небольшой свиты из одиннадцати человек на датском пароходе «Фиония» уехала в Данию. В Англию она потом вернется еще несколько раз, и только после смерти сестры в ноябре 1925 года эти визиты прекратятся.
Александра оставалась для Марии Федоровны до самой смерти близким и дорогим человеком, связывавшим ее с тем миром, который оставался реальностью лишь благодаря памяти сердца. Их связывали не только узы родства, но и каскад воспоминаний и ощущений, неведомый другим. Они могли часами и днями говорить о вещах, события и людях, которых уже никто не помнил, не знал, да и знать не хотел. Они же ничего не забыли; их души радостно обитали в давно улетучившемся мире образов, красок, звуков и ощущений. Это была их «империя чувств», в которой обе являлись полноправными хозяйками.
Кругом же существовал совсем иная, холодная и нежеланная действительность, отводившая сестрам разные роли. Марии Федоровне уже нечего было делать на балу жизни, который для нее давно канул в Лету. Потерявшая почти все и почти всех, она являла лишь печальную фигуру времен минувших.