Марид Одран

Первый, о ком я подумал, был не Сейполт (что выглядело бы вполне логично), а Фридландер-Бей. И не смог сдержать дрожи. Теперь я понимал, что обманывал себя, рассуждая о причинах участия Папы в данном деле — страх за собственную жизнь и похвальное желание защитить свою паству. Нет. Папа никогда ничего не делал так просто. Каждый его поступок имел как бы двойное дно. Что, если он стоял за ужасными событиями последних месяцев? Такую возможность больше нельзя отвергать…

Оккинг тоже пребывал в размышлении. В глазах его то и дело мелькал страх, руки нервно вертели статуэтку.

— Богатырев не был обычным чиновником из посольства. На самом деле он Великий Князь Василий Петрович Богатырев, младший брат Вячеслава, царя Белоруссии и Украины. Его племянник, наследный принц, столько всего натворил, что его выслали. Партия неофашистов в Германии вознамерилась вернуть его в Белоруссию, надеясь использовать в своих целях, чтобы сбросить папашу с трона И заменить монархию «протекторатом» под германским контролем. Возродившиеся после краха Союза коммунисты поддержали их, тоже мечтая разрушить монархию, но, естественно, планируя заменить ее своим собственным правительством.

— Стратегический союз красных и коричневых?

Оккинг слабо улыбнулся:

— Это случалось и раньше.

— И ты работал на немцев?

— Точно.

— Через Сейполта?

Оккинг кивнул. Весь этот разговор ему очень не нравился.

— Богатырев хотел, чтобы ты нашел принца. Как только тебе бы это удалось, человек князя убил бы парня.

Все, что было во мне арабского, возмутилось от мысли о подобном.

— Богатырев готовил убийство собственного племянника? Сына своего брата?

— Да, во имя сохранения монархии. Они сочли это печальной необходимостью.

Я предупреждал тебя, Одран, это грязное дело. На высшем уровне международных отношений почти всегда натыкаешься на непролазную грязь…

— Почему Богатыреву понадобился именно я? Оккинг пожал плечами:

— За последние три года изгнания принц ухитрился изменить облик и хорошо замаскировался. Очевидно, в один прекрасный день до парня дошло, что его жизнь в опасности.

— Значит, так называемый сын Богатырева не погиб во время аварии, ты наврал мне, когда объявил, что дело закрыто. Он был еще жив. Но ты только что сказал, что в конце концов принца убили?

— Принц — это твоя подружка-обрезок, Никки. До изменения пола она была наследным принцем Николаем Константиновичем.

— Никки? — пролепетал я севшим голосом. Груз страшной правды и горьких сожалений всей тяжестью рухнул на мои плечи. Что ж, сам напросился. Я вновь услышал голос смертельно напуганной Никки, три слова, которые она успела прокричать в трубку, прежде чем разговор оборвался… Мог ли я спасти ее?

Почему она не открыла мне правду, не поделилась своими подозрениями? — Потом убили Деви и остальных Сестер.

— Они слишком близко знали Никки. Неважно, обладали Сестры какой-нибудь опасной информацией или нет. Оба — немецкий убийца, сейчас ставший Ханом, и русский агент — не хотели рисковать. Вот почему ты, Одран, тоже занесен в черный список. Вот почему… вот почему я получил это.

Лейтенант выдвинул ящик стола и, вытащив что-то, перебросил через стол.

Еще одна записка, напечатанная на компьютере, по содержанию ничем не отличавшаяся от моей. Только адресована Оккингу.

— Я не покину полицейский участок, пока все не кончится, — сказал он. Останусь в кабинете, окруженный ста пятьюдесятью верными полицейскими.

— Надеюсь, среди них нет наемника Богатырева, — съязвил я.

Оккинг поморщился. Видно, такая мысль уже приходила ему в голову.

Сколько еще имен в списке намеченных жертв? Кто должен умереть после меня и Оккинга? Я с ужасом подумал, что Ясмин вполне может там оказаться. Она знает не меньше Селимы, даже больше, потому что я делился с ней всем, что знал и о чем догадывался. А Чирига? И как насчет Жака, Сайеда и Махмуда? Сколько еще моих знакомых должны погибнуть? Представив себе Никки, сначала превратившуюся из принца в принцессу, а затем — в труп, представив, что ждет меня в будущем, я новыми глазами посмотрел на Оккинга. Он тоже раздавлен тем, что случилось.

Причем его положение гораздо хуже моего. С карьерой лейтенанта полиции в нашем городе придется распроститься: он ведь признался, что работал иностранным агентом.

— Мне больше нечего тебе сказать, — заключил Оккинг.

— Если узнаешь что-нибудь, или мне надо будет с тобой связаться…

— Я буду здесь, — ответил он безжизненным голосом. — Иншалла.

Я встал и быстро вышел из убежища Оккинга. Мне казалось, что я бегу из тюрьмы.

Отстегнув телефон, позвонил в больницу доктору Еникнани.

— Здравствуйте, господин Одран, — ответил знакомый низкий голос.

— Я хотел бы узнать о состоянии пожилой женщины по имени Лайла.

— Честно говоря, ничего определенного пока сказать нельзя. Она может со временем оправиться, но шансов на это мало. Пациентке уже много лет, она слаба.

Приходится пичкать ее успокаивающими лекарствами и держать под наблюдением.