Читаем Марид Одран полностью

Кипя от злости, я шагал по Улице и репетировал монолог, который обрушу на лейтенанта. Много времени мне не потребовалось. Вот как рее будет: Оккинг удивится, увидев меня снова, после того как выпроводил из кабинета всего час назад. Я врываюсь внутрь, хлопаю дверью так, что у поганца заложит уши, а стекла едва не вылетят, сую ему под нос смертный приговор, вынесенный мне неизвестным автором записки, и потребую правду и ничего, кроме правды. В противном случае сволоку его вниз, запру в одной из камер для допросов и немного побью о стены его собственного участка. Готов поспорить, сержант Хаджар окажет мне любую помощь, если потребуется.

Подойдя к Восточным воротам, я невольно замедлил шаг. Еще одно внезапное озарение. Мои мозги пытались разродиться некоей идеей дважды: утром, когда разговаривал с лейтенантом, и позже, у трупа Селимы. Как всегда, я возложил функцию акушера на подсознание, и вот наконец-то на свет появился младенец!

Итак, вопрос: какая деталь головоломки отсутствует?

Ответ: взглянем на дело повнимательней. Первое: в нашем квартале за последние несколько недель совершено несколько убийств, до сих пор не раскрытых. Сколько? Богатырев, Тами, Деви, Абдулла, Никки, Селима. Второе: как ведут себя, расследуя убийства, легавые, когда упираются в стену или заходят в тупик? Суть полицейской работы — дотошность и методичность, прокручивание одних и тех же эпизодов по несколько раз: скажем, всех свидетелей вызывают заново, заставляя повторять показания раз за разом на тот случай, если была упущена какая-то важная деталь. Легавые задают одни и те же вопросы пять, десять, двадцать, сто раз! Вас за шкирку тащат в участок или будят посреди ночи и все повторяется: вопрос — ответ, вопрос — ответ…

Почему полиция, имея шесть нераскрытых, совершенных подряд и явно связанных между собой убийств, демонстрирует нулевую активность? Мне не пришлось повторять свои показания, и очень сомневаюсь, что Ясмин, или кого-то еще, заставляли делать это. Такое впечатление, что Оккинг решил устроить себе и своим ребятам внеочередной отпуск. Почему легавые подонки ни черта не делают?

Шестеро уже убиты; уверен, трупов будет больше. Скажем, мне лично твердо обещали один — мой собственный.

Добравшись до полицейского участка, я молча прошел мимо дежурного сержанта. Мне было глубоко наплевать на правила и формальности, я жаждал крови… Наверное, от меня исходили флюиды такой жуткой злобы, а физиономия отражала такую гамму чувств, что никто не осмелился меня остановить. Я поднялся наверх, прошел сквозь лабиринт узких коридоров и наконец добрался до Хаджара, сидящего возле скромной ставки своего шефа. Сержант, должно быть, тоже оценил по достоинству мое состояние, потому что, не говоря ни слова, указал — пальцем на дверь. Он не собирался закрывать грудью вход к Оккингу и в то же время не хотел злить начальника. Хаджар не отличался глубоким умом, но зато обладал примитивной хитростью. Он отойдет в сторонку, с удовольствием наблюдая за нашей дракой. Не могу вспомнить, обменялись мы с Хаджаром двумя словами или нет. Не знаю, как очутился в кабинете. Помню только, что перегнулся через стол Оккинга, правой рукой вцепившись в ворот его рубашки. Мы оба кричали.

— Что это такое, что это значит, мать твою! — орал я, размахивая бумажкой перед его глазами.

Вот все, что я успел сделать, прежде чем меня развернули, повалили и прижали к полу два полицейских; еще трое направили на меня иглометы. Сердце частило, как бешеное, еще немного — и оно вырвется из груди. Я поднял голову, окинул взглядом одного из легавых и уставился прямо в крошечное черное отверстие игломета. Как мне хотелось заехать ногой в морду стражу порядка! Но, увы, моя подвижность была ограничена.

— Отпустите его, — скомандовал Оккинг. Он тоже тяжело дышал.

— Лейтенант, — возразил один из его людей, — если…

— Я сказал, отпустите!

Они молча повиновались. Я поднялся на ноги и наблюдал, как они неохотно убрали оружие и направились к выходу, недовольно бормоча что-то. Оккинг дождался, пока последний из них вышел за порог, затем медленно закрыл дверь, провел рукой по волосам и вернулся к столу. Он тянул время, чтобы успокоиться: лейтенанту не хотелось начинать разговор, пока он не возьмет себя в руки.

Наконец, опустившись в свое вращающееся кресло, он обратился ко мне.

— Что это значит?

Ни насмешки, ни сарказма, ни скрытой угрозы в голосе. Для меня кончилось время неопределенности и метаний; для Оккинга безвозвратно ушли дни, когда он мог играть снисходительно-презрительного профессионала.

Я положил записку на стол и дал ему возможность прочесть ее. Сел на жесткий пластмассовый стул и терпеливо ждал реакции.

Внимательно изучив записку, Оккинг закрыл глаза, устало потер веки:

— Господи.

— Кто бы ни был этот «Джеймс Бонд», он сменил модик. Тут написано: если как следует подумаю, догадаюсь, кто он теперь. Мне ничего не приходит в голову.

Оккинг уставился на стену, восстанавливая в памяти подробности убийства Селимы. Его глаза широко открылись, отвисла челюсть; он снова простонал:

— Боже мой!

— Что такое?

Перейти на страницу:

Все книги серии Шедевры фантастики

Похожие книги