Мари

Солнце село и ущелье погрузилось во мрак. Теперь это место казалось жутковатым и почему-то внезапно я ощутил страх. Я начал думать, где сейчас может находиться Перейра и что он собирается делать. Я даже подумал было вернуться назад, к Клаусу, и поискать какую-нибудь окольную дорогу, однако вспомнил, что через окружающие холмы не проберешься… Так что я шагал дальше, с ружьем наизготовку, посвистывая для храбрости, что в этих обстоятельствах, естественно, являлось глупым, но, по правде говоря, я не поддался смутным подозрениям, шевелившимся в моем мозгу. Несомненно, думал я, сейчас Перейра уже давно разминулся со мной и добрался до стоянки…

Ярко светила луна — эта чудесная африканская луна, которая превращает ночь в день, разбрасывая сеть длинных черных теней деревьев и скал по тропе зверей, по которой я следовал. Справа впереди меня было особенно темное пятно этих теней, созданное отражением стены утеса, а над ним — такой же яркий блик лунного света. Что-то в этом темном месте вызвало у меня подозрение, хотя, конечно, я ничего не мог там рассмотреть, а все же чуткое ухо уловило звук какого-то легкого движения.

На один момент я остановился. Затем, подумав, что эти звуки, вероятно, вызваны каким-нибудь диким ночным созданием, которое, даже являясь для меня опасным, убежало бы при приближении человека, я смело двинулся туда. Когда я выходил на другом конце этого места, — тень была восемнадцати или двадцати шагов длиной, — меня осенило, что, если там затаился враг, я стану хорошей мишенью, когда ступлю за линию яркого света. Так что, почти инстинктивно, ибо я не припоминаю, чтобы я сознательно это делал, после первых двух шагов при свете я сделал небольшой прыжок влево, где была тень, хотя и не очень глубокая.

Хорошо, что я так сделал, ибо в тот же момент я почувствовал, как что-то обожгло мне щеку, и услышал прямо сзади себя оглушительный звук ружейного выстрела.

Теперь, конечно, самым умным для меня было бы броситься на того, кто стрелял, чтобы он не успел перезарядить ружье. Но меня охватил какой-то приступ бешенства и я не побежал. Наоборот, я с криком обернулся и отступил назад, в тень. Некто уловил мое движение и пролетел мимо меня. Через несколько секунд на ярко освещенном луной месте я увидел, что этот некто был …Перейрой!

Он остановился и повернулся кругом, держа ложе своего ружья на манер дубины.

— Благодарение богу! Это вы, хеер Аллан, — вскричал он. — а я подумал, что это тигр.

— Тогда это твоя последняя мысль, убийца, — ответил я, поднимая ружье.

— Не стреляйте, — сказал он. — Разве вы хотите, чтобы моя кровь была на ваших руках? Почему вы хотите убить меня?

— Почему ты пытался убить меня? — спросил я, как бы перекрывая его вопрос.

— Я пытался убить вас? Вы обезумели!.. Слушайте ради себя самого… Я сидел там, на берегу, ожидая восход луны и от усталости уснул. Потом я проснулся, как бы от толчка и, по звукам, что раздались сзади меня, решил, что там тигр, выстрелил, чтобы отпугнуть его. Всемогущий! Человек, если бы я только целился в вас, разве мог бы я промахнуться на такой дистанции?…

— Вы ничуть не промахнулись и не переступи я влево, вы размозжили бы мне голову. Читай молитву, ты, собака!!!

— Аллан Квотермейн, — вскричал он с отчаянной энергией, — вы думаете, что я лгу, я, который говорит искреннюю правду. Убейте меня, если вам так этого хочется, только тогда помните, что вас за это обязательно повесят. Мы ухаживаем за одной женщиной, что всем известно, а кто поверит в вашу сказку, что я пытался застрелить вас? Скоро кафры придут искать меня, возможно, они уже отправились, и найдут мое тело с вашей пулей в сердце… Потом они понесут его в лагерь Марэ и, я говорю еще раз, кто поверит вашей сомнительной сказке?

— Кое-кто поверит, убийца, я уверен…

Но когда я сказал эти слова, дрожь страха пробежала по мне. Это было правдой: ведь я ничего не смог бы доказать, не имея ни единственного свидетеля, и впредь среди буров числился бы Каином, т. е. тем, кто убил человека из ревности. Его ружье было разряжено, но могли сказать, что я разрядил его после смерти Перейры. А что касается легкой раны у меня на щеке, то ведь она могла быть нанесена сучком или веткой… Что же мне следует в таком случае делать? Гнать его перед собой до лагеря и там рассказать эту историю? Даже и в таком случае против Перейры было бы только одно мое голое слово… Да, он здорово поймал меня в ловушку! Я должен позволить ему уйти и просить, чтобы небеса отплатили ему за его преступление, если этого не смог сделать я сам. Кроме того, к этому времени мой первый гнев уже остыл, а казнить человека таким образом трудно!