Маресьев

Вот лишь одна трогательная история. Ее поведала автору книги И. Латышева, дочь и внучка фронтовиков. Вот ее рассказ: «С именем Алексея Петровича Маресьева в нашей семье связана реальная Благодарная память. Наша семья жила в 1950-х годах в центре Днепропетровска на улице Ленинградской в старой хате, состоявшей из одной комнаты. Однажды, когда я, восьмилетняя девочка, делала уроки за столом, прямо на меня обрушилась часть потолка. Кроме жуткого испуга, слез, царапин и синяков больше серьезных „ранений“ не было. Вечером по радио была всеми любимая передача „Где же вы теперь, друзья-однополчане…“. Моя мама всю войну прошла с 46-м гвардейским ночным бомбардировочным авиационным Таманским Краснознаменным, ордена Суворова 3-й степени полком („ночные ведьмы“). После тяжелого ранения вернулась в строй, в Берлине на рейхстаге расписалась за себя и погибшую 22-летнюю сестру, стрелка-радиста тяжелых бомбардировщиков. Папа тоже воевал, только в истребительном авиаполку, дядя — танкист… Всего в нашей семье сражались с фашистами 9 человек, из них — 3 женщины. Слушая передачу по радио и все еще представляя, что дочка могла погибнуть под обломками потолка, мама написала слезно-гневное письмо в редакцию о судьбе семьи (2 человека погибли, 4 ранены). Отправила, никому не сказав. Редакция переслала письмо Алексею Маресьеву, ответственному секретарю Советского комитета ветеранов войны. Через какое-то время ее вызвали в обком партии. Шла туда не без дрожи в коленках. Маму проводили в кабинет тогдашнего 1-го секретаря Днепропетровского обкома партии В. В. Щербицкого. Партийный секретарь пожал ей руку и тут же спросил: „Мэри Иосифовна, почему о такой героической женщине в нашем городе я узнаю от Алексея Петровича Маресьева?“ Маме сразу предложили на выбор: 3-комнатную квартиру на Левобережье или 2-комнатную в центре. Она выбрала центр, улица Комсомольская (до революции Казачья, теперь Старокозацька). А в день моего 12-летия двоюродные бабушка и дедушка — военврачи в годы войны — подарили мне большую красивую книгу Бориса Полевого „Повесть о настоящем человеке“. Я ревела, читая историю летчика. Книга с надписью „Будь и ты, Ирочка, Настоящим Человеком“ сегодня бережно хранится в нашей семейной библиотеке».

К людским бедам, которые для Маресьева никогда не были чужими, нежданно-негаданно добавилась в те годы и своя горесть. В 1958 году в семье Маресьевых на свет появился второй ребенок, которого в честь отца назвали Алексеем. Мальчик рос здоровым, крепким. Но через три года пришло несчастье. Находясь в детском саду, маленький Алеша отодрал от паркета тоненькую щепочку, засунул ее в нос, а кусочек обломился и остался внутри. Ни в детском саду, ни дома тогда на это не обратили внимания, поскольку не знали об оставшемся в носу мальчика инородном предмете. Вскоре началось нагноение, инфекция попала в мозг. А дальше — неизлечимая болезнь под названием «эпилепсия».

По словам брата Виктора, «Алексей четыре раза в день пил по 9–11 таблеток, которые очень дорого стоили. Отец даже просил зарплату ему поменять на доллары по низкому курсу, чтобы покупать в венской аптеке очень редкие лекарства. Так и прожил брат с родителями всю жизнь. Ни рюмочки не выпил, ни разу не поцеловался. В основном с ним занимался отец. Алешкина болезнь нам всем была как ножом по сердцу. Умер он в 2002 году. Ему было 44 года».

Болезнь младшего сына для Маресьева до конца жизни оставалась незаживающей раной. Это был тяжкий крест, который он упрямо нес, не передавая никому. Алексей Петрович никогда не жалел для сына денег на дорогие зарубежные лекарства. Более того, взял за правило ежемесячно откладывать часть зарплаты на счет в сберегательной кассе.

— Я хочу накопить сумму, чтобы проценты составляли 100 рублей в месяц, — делился Алексей Петрович своими финансовыми планами с коллегами по работе. — Еще 32 рубля Алешиной пенсии по инвалидности — и он сможет на эти деньги безбедно прожить, когда меня уже не будет на белом свете.

К началу 1990-х годов Маресьеву удалось накопить 50 тысяч рублей — деньги по советским меркам не просто огромные, а колоссальные. Но непродуманные реформы тех лет — сначала павловская, а затем гайдаровская — обратили весь маресьевский «капитал» в жалкие гроши, на которые можно было купить разве что несколько ящиков водки.

Однако вернемся к послевоенным рабочим будням нашего героя. Ежедневно на стол Маресьева ложилась объемная стопка писем. Некоторые авторы посланий, не зная точного адреса СКВВ, писали на конвертах буквально следующее: «Москва. Кремль. Маресьеву». Наверное, полагали, что Маресьев работает именно там. А часто просто писали: «Москва, Маресьеву». Писем приходило много. Ведь только инвалидов войны, согласно официальной статистике, в стране насчитывалось почти три миллиона человек. Их пенсии были мизерными, медицинская помощь и обеспечение лекарствами, протезами оставляли желать лучшего.