Маресьев

Вот что поведал спустя годы Александр Михайлович Вихров: «Нам тогда в каждом незнакомце диверсант чудился. Шла одна тетка из эвакуированных лесом, и показалось ей, что кто-то под деревом шевелится. Сказала нам. Мы с Сергеем на завалинке сидели… Вот и подхватились. За нами маленькие увязались: тетка по всей деревне раззвонила. Маленьких мы в лес не пустили, вдвоем пошли. Крадемся от дерева к дереву, и, признаться, жутковато стало: а ну как из автомата начнет палить? По нашему разумению, диверсант обязательно с автоматом должен быть. А как увидели его, в шлеме, в унтах, окончательно уверились, что диверсант с самолета сброшен. Свой-то зачем станет в лесу скрываться? Присели мы за дрова, да и кричим: „Хенде хох!“ А он чуть слышно: „Свой я, русский“. Мы не очень-то верим, кричим: „Если свой, брось пистолет!“ У него в руке пистолет был. Отбросил он, недалеко, шага на два: сил совсем не было. Ну, мы сразу к нему кинулись…»

В памяти Сергея Петровича Малина также отложилась встреча с летчиком: «Мы с Сашей, решив проверить ходившие по деревне слухи, пошли к тому месту, где кто-то из наших односельчан слышал человеческий голос. Было в тот день не по-весеннему холодно. Да и опасно вглубь леса идти — от наших-то мест не так уж далеко было до фронта. Пошли, однако. Нашли мы летчика в беспомощном состоянии, он лежал на снегу почти рядом с дорогой и лесной вырубкой. Был сильно исхудавший, еле говорил, не мог самостоятельно передвигаться. Убедившись, что мы — свои, советские и что немцев здесь нет, летчик объяснил, кто он такой, передал нам свои документы, планшетку, табельное оружие и попросил помочь добраться до деревни. Помню, мы перенесли его поближе к дороге, Саша остался, а я сбегал за санями».

С помощью Вихрова-старшего парни положили летчика в сани и повезли в деревню. Там уже собрался народ. Сначала Маресьева хотели поместить в самой большой деревенской избе, но хозяева в последний момент передумали и побоялись его к себе брать. Сослались на то, что привезенный из леса летчик может быть немецким диверсантом. Тогда семья Вихровых взяла Маресьева в свою тесную избу. В планшете Маресьева, свидетельствовала одна из жительниц, были фотографии, письма, а также 300 рублей. Деньги летчик отдал Вихрову-старшему. В доме Вихровых Маресьев пробыл двое суток.

Есть еще рассказ жены Вихрова-младшего — Александры Петровны. Правда, запись была сделана не по горячим следам, а десятилетия спустя. Не исключено, что какие-то моменты стерлись из памяти женщины. В то же время события могли происходить именно так, как она их изложила: «В это время из Рабежи в Плав шел местный житель. Летчика он не видел, так как Маресьев уже даже сесть не мог, сил не хватало. Он лежал в сугробе, но идущего мужика увидел и окликнул. Местный, увидев человека в военной форме, испугался и убежал. Прибежав в Плав, он нашел деда Михайлу и сказал, что в лесу какой-то человек в форме в снегу затаился. Дед Михайла стал спрашивать, чья форма на военном, но, не добившись ничего внятного, пошел пешком к указанному месту и, увидев человека в советской форме, спросил летчика кто он и откуда. Алексей Петрович ответил, что его сбили, что он советский летчик и у него сломаны обе ноги. Дед Михайла потребовал вынуть пистолет из кобуры и кинуть в сторону. Летчик это сделал. Затем дед Михайла подошел, проверил документы и сказал, что сходит за лошадью с санями, чтобы отвезти летчика в деревню. Перед тем как пойти за лошадью, он сделал из елового лапника настил и уложил летчика на него. Забрав в деревне сани, дед Михайла взял в подмогу двоих — Сергея Малина и своего сына Александра. Втроем они погрузили летчика на сани, укутали в тулуп и привезли в деревню».