Маресьев

«Что вспомнил из детства? Заплаканные, грустные глаза мамы. Я заболел полиартритом. По совету врачей меня отправили в специализированный санаторий в Самарканд. Уезжал я нехотя, все хныкал. В лечебнице стал нелюдимым, избегал людей. И вот однажды лечащий врач, как бы невзначай, оставил на моей тумбочке книгу. „Повесть о настоящем человеке“ — прочитал я на обложке. Книга захватила меня с первых строк. Моему восхищению судьбой летчика не было предела. И вот что заметил: незаметно для себя я стал другим, не жаловался на сильные боли в суставах, начал внушать себе, что обязательно поправлюсь…

В 1964 году я стал лепить из гипса портреты. Они очень понравились маме. Она сказала: „Ты у меня талантливый!“ Она, конечно, преувеличивала. Но я решил: буду скульптором. Уже в 1965 году Союз художников Узбекистана организовал мою персональную выставку. А три года назад 20 моих лучших работ демонстрировались в Сочи, в литературно-мемориальном музее Николая Островского. Теперь готовлюсь к своей третьей персональной выставке».

А вот строки из телеграммы народного артиста Казахской ССР Кененбая Кожабекова: «Дорогой Настоящий человек, сердечно поздравляю с юбилеем! Много лет назад Ваше мужество и стойкость помогли мне вернуться к жизни, любимому делу. В 1960 году в схватке с бандитами я получил тяжелое увечье, стал пожизненно инвалидом первой группы. Повесть Бориса Полевого, Ваш подвиг вселил в меня уверенность, помог бороться с недугом. Я снялся в тридцати фильмах. Последняя большая работа — роль в фильме „Волчья яма“.

Примите самые сердечные поздравления и пожелания счастья. Ваш подвиг будет вдохновлять еще не одно поколение людей. Искренне уважающий Вас, Кененбай Кожабеков, народный артист Казахской ССР».

Эту телеграмму в адрес Маресьева актер отправил 20 мая 1986 года, когда страна отмечала 70-летие со дня рождения легендарного летчика. К сказанному остается добавить, что Кененбай Кожабеков, находясь в инвалидной коляске, продолжал сниматься в кино. Его творческая деятельность была также отмечена Государственной премией Казахской ССР.

Сын Маресьева Виктор рассказал такую историю:

— Как-то к отцу обратился человек, который был разведчиком и провел на нелегальной работе 12 лет. У него дочка в 14 лет заболела менингитом и лежала в полной апатии два месяца. И он попросил, чтобы отец не просто дал ей автограф, а написал наставления по жизни. Алексей Петрович взял книгу и пошел к ней сам. Минут 45 пробыл у нее, а на следующий день она встала. Все у нее в дальнейшей жизни сложилось удачно. В знак благодарности она даже пригласила отца на свою свадьбу.

Жизнь и судьбу Маресьева хорошо знали и за границей. «Повесть о настоящем человеке» была там издана почти 40 раз и на многих языках планеты.

В 1949 году Маресьев получил письмо от испанки, которая была на грани отчаяния из-за жизненных неурядиц, помышляла даже покончить жизнь самоубийством. Но, прочитав книгу о русском летчике, напрочь отбросила дурные мысли. Жизнь вошла в привычное русло, девушка встретила любимого человека, родила ребенка.

Письма, письма… Процитируем одно из многих сотен, пришедших Настоящему человеку из-за границы. Ее автор, гражданка Болгарии Евдокия Ценкова, написала Маресьеву в 1967 году:

«В годы ранней юности мы уходили прокладывать дороги через горы, строить новый город Димитровград и на своем знамени выводили имя Маресьева. Недоедали тогда и мерзли под дырявыми палатками, но это не мешало каждому иметь заветную мечту — стать Настоящим человеком.

Многое изменилось с тех пор. Мы повзрослели. Но лучшее из того, что мы сберегли в себе, — это ощущение того, что рядом с нами Маресьев. Его имя мы по-прежнему воспринимаем как символ лучшего, самого светлого, что есть в Человеке!

В моей стране поколение за поколением ставит ЗНАК РАВЕНСТВА между Маресьевым и лучшими людьми страны, между Маресьевым и трудным, суровым мужеством всей земли».

Подтверждением этих слов служат воспоминания Николы Гаговски, земляка Евдокии Ценковой: «Служил я тогда солдатом на пограничной заставе „Орел“. У нас только что появилась книга Бориса Полевого „Повесть о настоящем человеке“. Она буквально захватила граничар [пограничников]. Ею зачитывались все. Читали вслух. Пересказывали. Обсуждали. Только и разговоров было…

Вот подошла и моя очередь. Перевернул я последнюю страницу и понял: нас на заставе стало на одного человека больше — на Алексея Маресьева. И так мне захотелось обо всем этом написать легендарному летчику. Но не успел.

— Тревога!

Схватив автоматы, мы бежали к границе.

Тяжелой выдалась та ночь… И все же мы выдержали — с нами был Маресьев.

Письмо в Москву я все-таки написал. Не ожидал, что получу ответ. Ведь ему, наверное, шлют сотни, тысячи писем со всего света. Но прошло время и…

— Говорит Москва!

Торжественный голос Левитана.

Затаив дыхание, мы ловили каждое слово диктора: