Читаем Маресьев полностью

— Молодой болгарский пограничник пишет своему советскому другу, что смелый летчик стал для него самым дорогим и близким… что его подвиг будет навсегда ему уроком мужества. Письмо пограничника заканчивается словами: „Мы будем следовать вашему примеру в борьбе за мир и бдительно стоять на своем пограничном посту“. …Герой Советского Союза Маресьев попросил нашего корреспондента передать по радио: „Дорогие болгарские друзья! С чувством глубокого удовлетворения я читал ваши письма. Я, как и все советские люди, радуюсь, что болгарские граждане единым фронтом поднялись на защиту своих достижений, на защиту мира во всем мире. Желаю от всего сердца своим болгарским друзьям успехов в строительстве новой жизни… Я рад, что болгарская молодежь растет непоколебимым защитником великого дела мира. Пусть крепнет советско-болгарская дружба!“

Он ответил нам!

Говорят, мечта не приходит одна. Кто из нас не хотел встретиться с самим героем! Мне повезло — я стал участником VI Всемирного фестиваля молодежи и студентов в Москве.

Был прекрасный летний вечер. Столица празднично украшена, залита разноцветными огнями. На Манежной площади море людей. Сюда, на митинг протеста, собрались юноши и девушки с пяти континентов, чтобы сказать: „Нет войне!“

К трибуне медленными, но уверенными шагами направляется мужчина среднего роста, широкоплечий, плотный, в коричневом костюме. Шум стихает. „Маресьев… Маресьев…“ Человек в коричневом костюме поправил спадавшую на лоб смоляную прядь и начал говорить…

Маресьев говорил, покоряя миллионы молодых сердец — каждого, кто был на фестивале или слушал тогда его голос за тысячи километров от Москвы.

Капли пота выступили на его лице. Многие после митинга протягивали ему руки, чтобы приветствовать, услышать еще два-три слова человека из легенды.

На другой день Алексей Петрович пригласил нас к себе в гости. Мы окружили его — кто с микрофоном, кто с кинокамерой, фотоаппаратом. Он широко улыбался. Был приветлив. Оказался замечательным, радушным хозяином. И самое важное — очень скромным человеком. Его искренность и естественность меня просто поразили.

На мой вопрос, у кого учился мужеству, ответил:

— Их каждый знает. У Корчагина, у Чапаева и, конечно, у Валерия Чкалова.

— Алексей Петрович, а сейчас не тянет в небо?

— Очень…

Он улыбнулся.

…Мы расставались. Глаза его светились добротой, в строгих морщинах было отображено суровое мужество, а в обаятельной улыбке разливалась широта русской души».

Действительно, своей жизнью Маресьев излучал несокрушимый оптимизм, вселял в людей уверенность в том, что любые преграды, какими бы трудными они ни были, можно преодолеть. Для этого нужно лишь собрать волю в кулак, проявить мужество и стойкость.

Во время одного телевизионного интервью Алексей Петрович взял в руки большую пачку писем. «Это друзья, — сказал он. — Пишут из разных стран. Некоторые пострадали, как и я. Спрашивают: как поступить? Отвечаю им: „Надо жить!“ Чтобы бороться и побеждать. В любой ситуации. Человек должен быть выше обстоятельств».

Без всякого преувеличения, Маресьев был своего рода путеводной звездой для нескольких поколений своих соотечественников. Как, впрочем, и для многих людей, живущих за границей. Он был настоящим героем своей эпохи.

Одновременно Алексей Петрович оставался до щепетильности скромным и невероятно совестливым человеком. Многочисленные панегирики в свой адрес он обычно воспринимал с чувством раздражения. Подтверждение этому находим в одном из его интервью: «Помню, однажды меня пригласили на встречу с первостроителями Комсомольска-на-Амуре [в октябре 1954 года. — Н. К.]. Предоставили слово, и я стал рассказывать все, как было — о своей болезни, о том, что мечтал совсем о другом. Следом за мной выступал Никита Хрущев. Он начал примерно так: „Перед вами кто выступал? Вы понимаете, кто перед вами выступал? Это ведь герой, легендарный летчик! Это знамя нашей молодежи!“ И пошло-поехало: „Это знамя, это знамя…“ Да елки зеленые… Терпеть этого не могу!»

Коллеги Маресьева по работе в СКВВ также отмечали его скромность. В частности, ведущий специалист отдела социально-правовой защиты ветеранов А. Я. Ивченко припомнил такой эпизод: «Говорят, слава находит своего героя и становится его тенью. Но чего уж не любил Алексей Петрович, так это славословия в свой адрес. Вспоминаю, когда в одной из первых бесед я совершенно искренне произнес, что, мол, приятно работать под началом знаменитого летчика, он „по-маресьевски“ улыбнулся и произнес следующее: „Ну уж не надо так. Просто мне приятно, что многие люди в стране и за рубежом по-доброму относятся ко мне“».

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

1937. Трагедия Красной Армии
1937. Трагедия Красной Армии

После «разоблачения культа личности» одной из главных причин катастрофы 1941 года принято считать массовые репрессии против командного состава РККА, «обескровившие Красную Армию накануне войны». Однако в последние годы этот тезис все чаще подвергается сомнению – по мнению историков-сталинистов, «очищение» от врагов народа и заговорщиков пошло стране только на пользу: без этой жестокой, но необходимой меры у Красной Армии якобы не было шансов одолеть прежде непобедимый Вермахт.Есть ли в этих суждениях хотя бы доля истины? Что именно произошло с РККА в 1937–1938 гг.? Что спровоцировало вакханалию арестов и расстрелов? Подтверждается ли гипотеза о «военном заговоре»? Каковы были подлинные масштабы репрессий? И главное – насколько велик ущерб, нанесенный ими боеспособности Красной Армии накануне войны?В данной книге есть ответы на все эти вопросы. Этот фундаментальный труд ввел в научный оборот огромный массив рассекреченных документов из военных и чекистских архивов и впервые дал всесторонний исчерпывающий анализ сталинской «чистки» РККА. Это – первая в мире энциклопедия, посвященная трагедии Красной Армии в 1937–1938 гг. Особой заслугой автора стала публикация «Мартиролога», содержащего сведения о более чем 2000 репрессированных командирах – от маршала до лейтенанта.

Олег Федотович Сувениров , Олег Ф. Сувениров

Документальная литература / Военная история / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное
100 знаменитых сражений
100 знаменитых сражений

Как правило, крупные сражения становились ярчайшими страницами мировой истории. Они воспевались писателями, поэтами, художниками и историками, прославлявшими мужество воинов и хитрость полководцев, восхищавшимися грандиозным размахом баталий… Однако есть и другая сторона. От болезней и голода умирали оставленные кормильцами семьи, мирные жители трудились в поте лица, чтобы обеспечить армию едой, одеждой и боеприпасами, правители бросали свои столицы… История знает немало сражений, которые решали дальнейшую судьбу огромных территорий и целых народов на долгое время вперед. Но было и немало таких, единственным результатом которых было множество погибших, раненых и пленных и выжженная земля. В этой книге описаны 100 сражений, которые считаются некими переломными моментами в истории, или же интересны тем, что явили миру новую военную технику или тактику, или же те, что неразрывно связаны с именами выдающихся полководцев.…А вообще-то следует признать, что истории окрашены в красный цвет, а «романтика» кажется совершенно неуместным словом, когда речь идет о массовых убийствах в сжатые сроки – о «великих сражениях».

Владислав Леонидович Карнацевич

Военная история / Военное дело: прочее