Мао Цзэдун

Вместе с тем подготовка к «восстанию осеннего урожая» шла полным ходом. В самом конце августа хунаньский партком постановил нанести основной удар в центральной части провинции — объединенными силами «крестьянской армии», остатки которой сохранились в уездах к востоку от Чанши, одного полка гоминьдановских войск, командиром которого был член компартии, а также безработных шахтеров Аньюаньских копей. Лозунги восстания были весьма просты: «казнить местных реакционеров, конфисковать их собственность, сжечь их дома, разрушить дороги и коммуникации». Главной целью был определен захват Чанши: большинство воспитанных на российском опыте коммунистов все еще не представляли себе революции без опоры на города. Хотел ли сам Мао атаковать столицу провинции? Скорее всего, нет. По воспоминаниям Пэн Гунда, он настаивал на ограничении масштабов восстания¹²³. Не мятеж сам по себе интересовал его, он давно уже понял: революция потерпела поражение, надо собирать силы и уходить в горы. Но он должен был подчиняться решениям Политбюро.

Для непосредственного руководства восстанием были сформированы два комитета: фронтовой, занявшийся чисто военными делами, и комитет действия, объединивший парткомы восставших районов. Во главе первого встал Мао, во главе второго — И Лижун. После того как все это было решено, на рассвете 31 августа Мао выехал из Чанши на границу провинций Хунань и Цзянси, туда, где планировалось начать восстание.

В последний раз он обнял Кайхуэй. Надо было спешить. Договорились, что после его отъезда она с детьми и няней переедет к матери, в Баньцан. Перед расставанием она дала ему в дорогу пару новых соломенных сандалий и попросила заботиться о своем здоровье. Ее беспокоило, что несколько дней назад, когда они все вместе ехали из Баньцана в Чаншу, Мао подвернул ногу и до сих пор хромал. На вокзал она уже не пошла. Мао Цзэдуна вызвался проводить ее младший двоюродный брат Каймин. Знали ли они, что больше им никогда не встретиться? Понимали ли, что в то раннее утро расходились они навсегда? Мао уходил на чаншаский вокзал, чтобы сесть в скорый поезд, который умчит его в новую жизнь — в ту, где он станет «великим спасителем нации», «учителем» и «вождем». А она оставалась в прошлом.

Какое-то время ей с детьми удавалось жить в старом баньцанском доме в относительной безопасности. Спасала ее принадлежность к уважаемому в округе роду. Дочь безвременно почившего Ян Чанцзи, заслуженного педагога и просветителя, никто из местных чиновников и военных не осмеливался тронуть. Денег было мало: лишь время от времени она получала переводы из Шанхая, от брата Мао — Цзэминя, который с конца 1927 года возглавлял там работу подпольной типографии КПК.

Вдали от мужа она тосковала. И свои чувства изливала в стихах:

Серое небо, ветер холодный, ломит мне кости мороз.
Ты далеко, мой любимый, мне тяжко, думаю я о тебе.
Как же нога твоя? Есть ли одежда? Скоро наступит зима.
Кто охраняет твой сон одинокий? Кто разделяет печаль?

Нет от тебя ни письма, ни записки, некого мне расспросить.
Крылья бы мне — полетела бы птицей, только б увидеть тебя.
Вечно грустить без любимого — мука. Вдруг не увижу тебя?¹²⁴

Ее арестовали только тогда, когда Красная армия во главе с Мао стала особенно досаждать хунаньским правителям. В августе 1930 года, вскоре после того, как войска коммунистов разграбили Чаншу, командующий гоминьдановской армией в Хунани генерал Хэ Цзянь издал приказ об аресте Кайхуэй. За ее голову была назначена награда в 1000 юаней, и 24 октября 1930 года она оказалась за решеткой. Вместе с ней арестовали ее старшего сына, Аньина, которому, кстати, в тот день исполнилось восемь лет, и преданную семье Мао няню. Во время ареста средний сын, Аньцин, горько плакал, цепляясь ручонками за мундиры военных. И тогда один из солдат ударил его чем-то тяжелым по голове. Бедный Аньцин упал, получив серьезное сотрясение головного мозга. От этой встречи с военными он не оправится всю свою жизнь.