Мао Цзэдун

Толпы студентов двинулись в посольский квартал. Многие несли полотнища с лозунгами: «Долой продажную клику торговцев родиной!» и «Защитим нашу землю!» Над колонной развевались два огромных пятицветных национальных флага и транспаранты с издевательскими надписями, в стиле похоронных:

«Цао Жулинь, Лу Цзунъю, Чжан Цзунсян — смердеть вам в веках!»

«Никогда не высохнут слезы траура в наших глазах».

После того как посольствам США, Великобритании, Италии и Франции были вручены петиции, послышался клич: «Вперед, к дому предателя!» Молодежь ринулась в сторону особняка Цао Жулиня, жившего в переулке неподалеку от министерства иностранных дел, где уже были собраны силы полиции. Когда студентов попытались остановить, пятеро наиболее упрямых вместе с анархистом Куан Хушэном перебрались через стену и, разбив окно, забрались внутрь дома, чтобы открыть двери. В распахнувшиеся массивные створки хлынула толпа. Вспоминал очевидец: «Участвовавших в процессии миролюбиво настроенных юношей как бы подменили… Трем тысячам человек стало тесно в узенькой улочке, они смяли кордоны полиции и ворвались в дом с явной целью превратить его в руины. Цао Жулинь успел бежать, выпрыгнув из окна кухни в соседний переулок, причем серьезно повредил ногу. Ему удалось укрыться в гостинице для иностранцев. Несчастными жертвами студентов стали прятавшийся со своим подчиненным Чжан Цзунсян и японский журналист. На них выплеснулась вся долго сдерживаемая ярость. Каждый считал своим долгом хотя бы раз пнуть Чжана ногой. Его выволокли на улицу и оставили лежать в грязи, изувеченного до неузнаваемости».

Особняк Цао подожгли. В последовавшей сумятице японскому журналисту удалось с помощью полиции дотащить Чжана до ближайшего магазинчика, где его и нашли жаждавшие расправы студенты. Посол опять был зверски избит. Вызванное полицией подкрепление открыло огонь, ранив несколько студентов и арестовав тридцать два человека. По дороге в тюрьму их ободряющими возгласами приветствовали наблюдавшие за происходившим иностранцы и коренные жители Пекина.

«Инцидент 4 мая», как были названы эти события позже, положил начало широкому движению за обновление по всей стране. Мощная волна перемен в политической, культурной и общественной жизни докатилась до самых удаленных уголков Китая, став переломным моментом в новой истории страны.

На территории Хунани указом губернатора провинции запрещалась любая агитационная работа. Однако перед экономическим бойкотом Злобный Чжан оказался бессилен. Принадлежавшие японцам банки испытали на себе настоящую осаду населения, которое отказало в доверии бумажным купюрам и требовало вернуть свои вклады исключительно серебряными слитками. Китайские газеты перестали публиковать японскую рекламу, торговцы не хотели иметь дело с японскими товарами. Вся Чанша была обклеена грубо намалеванными плакатами, весьма красноречиво изображавшими, какое унижение потерпела страна от «европейских карликов». Публично сжигались контрабандные партии японского шелка. И все же Хунань лишь запоздало подхватила инициативу других провинций, где антияпонские выступления начались много раньше и были куда эффективнее. В этом, по-видимому, сыграли свою роль слова губернатора, назвавшего действия населения «национальным позором». И действительно, в столице провинции людское возмущение удавалось как-то сдерживать. Чжан с удовлетворением отмечал, что «по сравнению с другими районами страны у нас еще сохраняется некое подобие порядка».

Участие, которое принимал в описываемых событиях Мао, было весьма незначительным: в конце мая он всего лишь помогал созданию Хунаньской студенческой ассоциации, рассылавшей по провинции своих инспекторов, занятых наряду с представителями торговых гильдий проверкой соблюдения условий бойкота.

Очень скоро Мао пришел к мысли, что в тогдашних условиях подобная деятельность является лишь мышиной возней. В бойкоте и ситуации вокруг Шаньдуна он вместе с Ли Дачжао и Чэнь Дусю видел свидетельство морального нездоровья нации, причины которого, как и методы лечения, лежали намного глубже. Антияпонскис настроения хороши, когда речь идет о мобилизации чувства национальной гордости, но если ставить перед собой по-настоящему серьезные цели, то гнев народа должен привести к коренным политическим переменам. Размышляя об этом, Мао при поддержке председателя студенческой ассоциации и своего старого знакомого по «Научному обществу» Пэн Хуана решил начать выпуск еженедельника «Сянцзян пинлунь» (обозрение «На берегах реки Сян»). Цель издания — пропаганда необходимости глубоких реформ. В редакционной статье первого номера, вышедшего 14 июля, Мао прямо заявил: «Пришла пора пересмотреть наши старые взгляды и подвергнуть сомнениям вещи, казавшиеся бесспорными. Пора осмелиться на немыслимое. Религиозный гнет, притеснения в области литературы, политическое насилие, нападки на лучшие умы, давление зарубежных стран — все это должно уйти в безвозвратное прошлое. Все это преодолеет неудержимая тяга к демократии…