Читаем Мао Цзэдун полностью

Со временем Мао освоился в городе. Одним из тех, кто оказывал ему в этом помощь, был Шао Пяопин, литератор, возглавлявший «Общество изучения журналистики». Мао отзывался о нем как о «человеке с прекрасным характером, либерале и идеалисте». Познакомился он и с Чэнь Дусю, оказавшим на него огромное влияние своими взглядами на необходимость скорейшей реформы традиционной китайской культуры. В зимние месяцы Мао становился постоянным участником собраний «Общества философов», весной с головой уходил в обсуждение новейших теорий обустройства общества.

Как и многие молодые китайцы, получившие образование, он по-прежнему был занят «поисками пути»; изобилие противоречащих друг другу и одновременно дополняющих друг друга китайских и европейских идей то очаровывало, то сбивало его с толку:

«Голова моя набита смесью либерализма, демократического реформизма и утопического социализма. Меня необъяснимо привлекали понятия типа «демократия ушедшего века», «утопия», «эгалитаризм», я считал себя убежденным антиимпериалистом и антимилитаристом».

Со взглядами утопистов Мао познакомил Цзян Канху, лидер Социалистической партии Китая, чьи статьи попались ему в руки еще в бытность солдатом. Интерес к утопиям подогрел и Кан Ювэй, пытавшийся терминами геометрии Евклида объяснить традиционный китайский идеализм. Кан Ювэй обещал обществу приход эры Великой гармонии, когда государство и семья отомрут, а граждане будут жить в самоуправляемых коммунах без всякого деления по национальному или половому признаку. Под впечатлением от прочитанного как-то раз Мао нарисовал в воображении «общество, населенное мудрецами… Мы разрушим вековые законы и задышим воздухом всеобщего умиротворения». Через несколько месяцев он, правда, опомнился: «Уверен, что, вступив в это общество, мы очень быстро обнаружим, что его разрывают на части взаимные трения и конкуренция». И все же Мао так и не смог до конца избавиться от романтически-утопического видения будущего мира. Какая-то часть его натуры постоянно стремилась стать «совершенномудрым» (термин Конфуция!) мужем, «свободно бродящим по Поднебесной и постоянно готовым слиться в перевоплощении с любым творением Природы».

У Лян Цичао Мао позаимствовал убеждение в том, что никакой новый порядок невозможно построить без слома старого. Идеи Адама Смита, Хаксли и Спенсера подсказали термин «старомодный либерализм», живший при Минах философ и стратег Ван Янмин натолкнул на мысль увязать в единое целое человека и общество, теорию и практику, знание и волю, намерение и действие. Хунаньцу Ван Фучжи Мао обязан своим представлением о мире как вечном потоке, в котором историю движет вперед изначальная переменчивость вещей.

К восприятию чужих понятий Мао относился весьма вдумчиво. Перед тем как взять на вооружение или отвергнуть новую для себя концепцию, он скрупулезно взвешивал се, иногда соглашаясь с тем, что через несколько месяцев будет без сомнений отброшено прочь. Мао стремился найти такое объяснение политических феноменов, которое «соединяло бы в себе прозрачность самоанализа с объективным знанием, почерпнутым в изучении окружающего мира».

Он поставил перед собой цель выработать доктрину, объединяющую хаотически разрозненные элементы в единое и стройное целое.

Марксизм не был первым учением, на котором Мао остановил свой выбор. В 1918 году переводов Маркса или Ленина на китайский язык еще не существовало. Весной в Шанхае на страницах тоненького анархистского журнала появилась статья об октябрьских событиях в России. Тираж издания был невелик, и когда Ли Дачжао опубликовал через три месяца в «Синь циннянь» первый на китайском языке солидный материал о ленинской революции, сообщение журнала оставалось настолько незамеченным, что наборщик в типографии слово «большевик» транслитерировал как «Гогенцоллерн». Даже Ли, с воодушевлением твердивший, что «мир войдет в будущее под красными знаменами», не имел четкого представления о сущности большевизма. «Что это за идеология? — вопрошал он. — Очень трудно доходчиво объяснить ее одной фразой». Своим читателям Ли Дачжао тем не менее сообщал: «Большевики — это истинные революционеры-социалисты, убежденные сторонники идей немецкого экономиста Карла Маркса, сутью которых является уничтожение национальных границ и капиталистической системы производства».

Перейти на страницу:

Все книги серии Историческая библиотека

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии