Мао Цзэдун

А чтобы еще сильнее уколоть изнеженных соотечественников, Мао предлагал все занятия спортом проводить без одежды, нагишом.

Опубликованная в апреле 1917 года заметка представляла интерес не только как проба пера по вопросу будущего страны, она таила в себе и второй краеугольный камень мировоззренческой позиции Мао — приоритет несгибаемой воли:

«При недостатке твердой решимости действовать нам не помогут и объективно благоприятные внешние условия. Вот почему… необходимо пестовать личность инициативную. Вперед и вверх человека влечет только воля». Осенью Мао развивал свою мысль: «Воля — это та истина, которую мы постигаем об окружающем мире. Утвердить свою волю далеко не просто». Каждый должен открыть для себя собственную истину и «поступать в соответствии с ней — вместо того чтобы бездумно принимать чужие понятия о добре и зле». Через несколько месяцев в разговоре с друзьями он бросил фразу: «Если слить воедино умственные и физические возможности, то для человека не остается недостижимого».

Очень скоро в рассуждениях Мао начали слышаться отголоски западной концепции индивидуализма: «На первый план, безусловно, выходит личность… Общество создали индивидуумы, а не наоборот, и в основе его функционирования лежит самовыражение личности. Значимость своего «я» — неотъемлемая черта человека и его абсолютная ценность. Поэтому нет более тяжкого преступления, чем подавление воли. Каждый поступок служит единственной цели самовыражения личности, этой же целью определяется и мораль».

Главенство «силы воли и силы разума» поддерживалось в сознании Мао и действиями его излюбленных исторических героев: «Все великие и могущественные люди были представителями своей эпохи, а сама эпоха являлась для них лишь инструментом достижения поставленных целей. Личности незаурядные развивают в себе лучшие, сильнейшие стороны своей натуры… Воля сметает с пути все препятствия и барьеры… Деяния героев представляют собой концентрированное выражение их побудительных мотивов, дающих толчок необоримой и всеочищающей силе, которой не нужна никакая поддержка. Ее можно уподобить свежему ветру, вырвавшемуся из горных теснин, или страсти истомившегося любовника. Остановить эту силу невозможно, для нее не существует преград. Такими были все великие полководцы древности. Недаром говорят, что воин, презирающий смерть, сильнее сотни врагов. Военачальника роднит с мудрецом одно: сила духа».

Герой, в видении Мао, всегда находится в состоянии войны с миром, где порядок вечно перетекает в хаос, из которого рождается новый порядок. Небо и земля пребывают в постоянном движении. Общественная мысль не может существовать без борьбы. Люди стремятся к покою, но покой несет с собой скуку:

«Продолжительный мир, мир без всяких признаков беспорядка, был бы невыносим… ведь совершенно естественно, что даже в спокойном морс зарождаются волны… Я уверен: ступи мы в эру Великой гармонии, дух соперничества и взаимные трения рано или поздно взорвут ее… Человек всегда ненавидел хаос, не давая себе отчета в том, что хаос — это часть естественного исторического процесса, имеющая свою безусловную ценность. Почему людям так нравится читать о катаклизмах, о великих свершениях? Когда же речь заходит о мире, они откладывают книгу прочь…»

Фоном для этих размышлений Мао служило его все углубляющееся осознание противоречий между впитанными с молоком матери традициями и новыми для Китая притягательными идеями Запада.

Поначалу Мао просто заимствовал взгляды Кан Ювэя и других реформаторов ушедшего столетия. «Я понял, что дорога к знаниям хотя и ведет на Запад, но начинается в Китае. Сначала нужно заложить основы, а потом уже выбирать специализацию, — писал он в июне 1915 года, чуть позже добавляя: — Прежде всего требуется сопоставить Китай со странами Запада и выбрать у них то, что может принести пользу у нас. Прочитав взятую у приятеля книгу Спенсера «Принципы социологии», я сказал себе: вот то, что мне нужно. Однако было и нечто более важное — изучение Китая. Огромную значимость имеют и отечественные исследования. Наши люди в первую очередь нуждаются в знаниях о Китае».

Почти во всех своих трудах Мао в противовес Западу отдавал предпочтение китайскому опыту. Перенос заморских идей на местную почву всегда сопровождался их китаизацией, и принципу этому Мао не изменит никогда.

Но в 1917 году вопрос о превосходстве классического китайского миропонимания вызывал у него сомнения. Накопленная за тысячелетия мудрость была «плохо организована и бессистемна, вот почему на протяжении многих поколений мы не смогли добиться прогресса. Другое дело — труды европейских исследователей, чьи дефиниции прозрачны и ясны, как чистые струи падающей с утеса воды». Однако уже через несколько недель категоричность пропала: «…по-моему, идеи Запада не всегда бесспорно верны. Многое в них нуждается в переосмыслении».