Манускрипт всевластия

Здесь было тепло и уютно, хотя о гамме красок и гармонии интерьера никто и не думал. Простые белые занавески на окнах, широкая кровать с горкой подушек и одеял, в щели между широкими сосновыми половицами свободно может провалиться расческа. В ванной направо щелкал и шипел радиатор.

— Ландыш, — принюхавшись, определил Мэтью.

— Любимые духи матери. — На письменном столе стоял флакон из-под «Диориссимо» с черно-белой ленточкой вокруг горла.

Мэтью скинул поклажу на пол.

— Не грустно тебе здесь будет? Может, займешь свою старую комнату, как предлагает Сара?

— Ну уж нет. Она на чердаке, без ванной, и вдвоем мы на девичьей кровати никак не уместимся.

— Я думал, мы… — отвел взгляд Мэтью.

— Будем спать врозь? Не пойдет. Мы женаты не только по-вампирски, по-чародейски тоже. — Я притянула его к себе. Дом с легким вздохом присел на фундаменте, как перед долгой беседой.

— Да, но врозь было бы легче…

— Для кого?

— Для тебя. Ты нездорова, тебе лучше спать одной.

Зная, что без него ни за что не усну, и не желая лишний раз его волновать, я предложила попросту:

— Поцелуй меня.

Он стиснул губы в знак отказа, но глаза говорили «да». Я прижалась к нему, и он поцеловал меня — нежно и глубоко.

— Я думал, ты потеряна для меня навсегда, — бормотал он, прислонившись своим лбом к моему. — А теперь боюсь, что ты разобьешься на кусочки из-за того, что натворила Сату. Случись с тобой что-нибудь, я бы спятил.

Мой запах немного успокоил его, руки легли мне на бедра. Эта часть моего тела осталась сравнительно целой, поэтому его ласка и расслабляла, и заводила меня. После всех испытаний я желала Мэтью еще сильнее.

— Чувствуешь? — Я прижала его руку к середине груди.

— Что?

Не уверенная, что это доступно даже его сверхъестественным чувствам, я сосредоточилась на цепи, развернувшейся после нашего первого поцелуя. Когда я мысленно тронула ее пальцем, она отозвалась тихим и ровным гулом.

— Да, чувствую. Что это? — Удивленный Мэтью приложил ухо на место руки.

— Это ты — там, внутри. Ты держишь меня, как якорь на конце длинной серебряной цепи — потому я, должно быть, так в тебе и уверена. — Мой голос дрогнул. — Только благодаря этому я смогла вытерпеть все, что делала и говорила Сату.

— Вот так же звучит твоя кровь, когда ты мысленно говоришь с Ракасой или вызываешь колдовской ветер. Теперь, зная, к чему прислушиваться, я это явственно слышу.

Изабо говорила, что слышит, как поет моя ведьмина кровь. Я попыталась усилить музыку так, чтобы вибрация наполнила все мое тело.

— Изумительно, — улыбнулся мне Мэтью.

Гул сделался громче — я теряла контроль над пульсирующей во мне энергией. Звезды, загоревшиеся над головой, брызнули по всей комнате.

— Упс. — Десятки призрачных глаз защекотали мне спину, но дверь захлопнулась и отгородила меня от предков, собравшихся поглядеть фейерверк, как в День Независимости.

— Это ты сделала?

— Нет. Ракеты мои, а дверь закрыл дом. Он знает, что такое интимная обстановка.

— И слава Богу. — Мэтью поцеловал меня так, что призраки зашептались за дверью. Фейерверк сплошной аквамариновой полосой завис над комодом.

— Я люблю тебя, Мэтью Клермонт, — сказала я при первой возможности.

— Я люблю тебя, Диана Бишоп, но Сара и Эмили, вероятно, закоченели. Покажи мне остальную часть дома, чтобы они могли вернуться в тепло.

Мы прошлись по другим комнатам на втором этаже — они почти не использовались и были обставлены разнообразным хламом: что-то привезла с собой Эм, с чем-то Сара никак не могла расстаться — а вдруг пригодится.

Мэтью помог мне подняться на чердак, где протекало мое трудное отрочество. На стенах между постерами с музыкальными группами еще сохранились лиловые и зеленые мазки — подростковая попытка оживить интерьер.

Нижние помещения — кабинет, большая и маленькая гостиные, редко используемая столовая — предназначались в основном для приема гостей. Сердцем дома служила еще одна комната, примыкавшая к кухне, так называемая семейная — тетушки ели и смотрели телевизор именно там.

— Эм, кажется, опять села на иглу. — Я взяла в руки незаконченную вышивку с изображением цветочной корзинки. — А Сара временно соскочила.

— Она курит? — принюхался Мэтью.

— Только когда у нее стресс. Эм выгоняет ее на улицу, но в доме все-таки пахнет. Тебе неприятно? — Конечно, он ведь так чувствителен к запахам.

— Dieu, мне и худшее случалось терпеть.

В кухне сохранились сложенные из кирпича плиты и камин, в котором можно было стоять, но современные удобства тоже имелись. Каменный пол за два с лишним века повидал всякое: на него роняли кастрюли, по нему ходили мокрые лапы и грязные башмаки, не говоря уж о разных ведьминских штучках. Я показала Мэтью смежную Сарину буфетную. Бывшая отдельно стоящая летняя кухня теперь слилась с домом, но крюки для котлов и вертела для мяса остались на месте. На потолке висели травы, на полке хранились сушеные фрукты и банки с зельями. Здесь наша экскурсия закончилась, и мы вернулись на кухню.