Манускрипт с улицы Русской

— Ты, Омар, словно черный демон, пророчишь всем нам гибель. Как же так: поблекнет наше могущество и следа от него не останется?

— Кто это может знать? — ответил Омар уклончиво. — Вот посмотри на золотой пиастр. Золото — содержание монеты, сама же она — только форма ее. Кто-то когда-то соединил форму и содержание, чтоб иметь корысть. Представь себе, что цель вдруг утрачена — пиастр не имеет хождения на рынке. Разве от этого пропадет содержание, если это и впрямь золото? Нет, оно будет необходимо для новой формы, для новой цели.

Тихо приоткрылась дверь в покои визиря, на пороге встал вооруженный страж. Нависшие брови Аззема-паши взметнулись вверх.

— Кто разрешил тебе входить в мой дворец? — спросил он грозно.

— Султан султанов Ибрагим велит тебе сейчас же предстать перед его ясные очи, — ответил страж, не кланяясь.

Аззем-паша перевел взгляд на Омара, тот нервно теребил свою бороду. Оба знали: добра не жди, коль визиря вызывает не служитель хана, а вооруженный охранник султанских дверей.

— Скажи султану, что я сейчас приду, — промолвил Аззем-паша.

— Мне приказано прийти вместе с тобой, великий визирь.

— Подожди меня у входа.

Омар поднялся.

— Прими еще один мой совет, эфенди, ибо сейчас государству нужна твоя умная голова: когда идешь к слепцу, закрой один глаз.

— Нет, — ответил визирь, — я долго закрывал оба глаза на безумие султана. Поступать так и дальше не позволяют мне ни аллах, ни совесть. Ты же береги себя, Омар. И больше не приходи сюда, кто бы тебя ни просил. Те времена, когда цари нуждались в мудром слове, миновали. Когда самодержцы доходят до самодурства и считают все свои дела и поступки непогрешимыми, тогда учителя становятся лишними. Они мешают, и их обезглавливают.

Аззем-паша приложил руку к груди, прощаясь с Омаром, и вышел из дворца.

Небо дрожало осенней синевой над притихшим Биюк-сараем. Три стены, одна выше другой, огораживавшие султанский дворец, казалось, подпирали вокруг горизонт, и визирь подумал, что до сих пор его мир был ограничен колодцем, из которого виден небольшой клочок неба. Меддах Омар словно вывел его на высокий минарет, и Аззем-паша увидел, как мало света в разукрашенном султанском дворце, в Стамбуле и что империя — это еще не весь мир.

В белой накидке, в островерхой смушковой шапке, величественный и неприступный, Аззем-паша подошел к двери султанского дворца, и перед ним расступилась стража.

— Какое у тебя дело ко мне, султан? — резко спросил Аззем-паша и посмотрел на Нур Али, стоявшего в позе барса, готового к прыжку. — Не мог бы ли я остаться с тобой наедине, как это подобает великому визирю на аудиенции у султана?

Глаза Ибрагима налились кровью, он подскочил к Аззему-паше, вцепился ему в бороду и завизжал:

— Где Замбул? Где Замбул?

Аззем-паша резким движением отстранил костлявые руки султана.

— Замбул? Не могу знать, где он. Я ведаю армией и взаимоотношениями с государствами, а не гаремом.

— Где Замбул? — размахивал кулаками Ибрагим и в истерике топал ногами. — Он убежал этой ночью на военной галере, а ты ничего не знаешь? Сейчас же отыщи Замбула или ответишь головой! — вопил султан, брызжа пеной.

Визирь злорадно улыбнулся.

— Властелин, — сказал он, — который опьянел от своеволия, становится трезвым, когда власть ускользает из его рук. Замбул был твоим первым советником, я не был властен над ним.

— Разреши, султан, мне молвить слово, — обратился к Ибрагиму Нур Али. — Замбул купил галеру у адмирала. Я арестовал адмирала, и ты будешь иметь возможность наказать его, как тебе будет угодно. Но не может быть, чтобы такие дела творились без ведома командующего войсками.

Ибрагим оторопел от такого сообщения янычар-аги. Он бы снова закричал, но от страха лишился голоса и вместо крика прошептал:

— Измена... Измена! Печать, печать отдай! — протянул он руку к великому визирю.

Аззем-паша вздрогнул. Каждый раз, приходя на аудиенцию к султану, он ждал этого приказа, означавшего смерть. И все-таки принимать приговор от безумца казалось ему страшным кощунством.

Он вынул из кармана печать и, медленно ступая, поднес ее султану.

— Тебя, Ибрагим, как это полагается, называют солнцем. Да, ты заходящее солнце Османской империи, которое бросает на землю длинные тени, свидетельствующие о приближении ночи... Я с радостью умру и перед кончиной оплакиваю тех, кому придется жить под властью такого властелина, как ты. Ведь они будут свидетелями безумных деяний юродивого султана и упадка империи.

Ибрагим испуганно попятился в глубь комнаты: на него надвигалась могучая фигура великана, который вот-вот растопчет его. Султан в этот миг забыл о том, что у входа стоит вооруженная стража, а рядом — всесильный янычар-ага, войско которого держит его на султанском троне.

Печать приближалась к глазам, становилась огромной, как медь подноса, как колесо жернова, и закрыла наконец весь мир: еще миг — и она накроет его, раздавит, и от Ибрагима останется только большой отпечаток на мраморном полу — память для будущих султанов.

— Взять его! — скомандовал Нур Али.