Манускрипт с улицы Русской

Хюсам лежал на земле, заслоняя лицо руками, а когда Алим толкнул его ногой под ребра, неимоверная обида и гнев придали ему силы, он поднялся на ноги и прохрипел, брызжа слюной в лицо чорбаджи:

— О ядовитый змей, согретый у меня на груди, о выродок самого Иблиса, о наша смерть! Пусть же родная мать проклянет тебя!

Теперь Алим узнал Хюсама. Он на мгновение оторопел, растерялся, но вокруг стояли янычары, и чорбаджи не посмел простить какому-то нищему такого оскорбления.

Острый ятаган проткнул горло старому ювелиру.

..Подождав, пока от парадных ворот Биюк-сарая уйдут янычары и спагии, к стражу подошел какой-то купец с большим свертком парчи.

— Кизляр-ага Замбул велел мне принести драгоценные ткани для гарема. — Сквозь узкие прорези век сверлили часового маленькие подвижные зрачки. — Вели провести меня к Замбулу.

Кизляр-ага подозрительно посмотрел на торговца парчой. Он сегодня никого не приглашал сюда.

Все уже начинало надоедать старому евнуху: и гарем, и полоумный султан, и служба. Седьмой десяток уже стукнул, все труднее было сгибать спину, когда-то юркий и ловкий пресмыкающийся становился ленивым аллигатором, которому хотелось лишь греться на солнышке. А такая возможность есть. Богатство скопил. Если бы еще несколько тысяч чистых пиастров, он купил бы у адмирала галеру, перевез бы свои богатства в Мекку и там спокойно доживал бы свой век.

— Ни о чем не спрашивай, Замбул, — тихо промолвил купец, и кизляр-ага ахнул:

— Сефер Гази!

— Тсс-с... Не расспрашивай, как я добрался сюда из Родоса, и не зови прислужников, пока не выслушаешь меня. Я разбогател, вот в этом свертке парчи завернут мешок с золотом, а еще один лежит в тайнике у одного татарина, который торгует в Бедестане. Если ты выдашь меня, второй мешок тебе не достанется. Если же ты ныне скажешь султану, что Мухаммед-Гирей готовит против него заговор, а единственный верный слуга Ибрагима — это Ислам, ты получишь его. Как только мой воспитанник выйдет от султана с позолоченным мечом, я дам тебе ярлык, с которым ты пойдешь к торговцу тканями татарину Мемету. А теперь покупай у меня вот этот сверток парчи и неси его легко, словно перышко, красавицам Ибрагима.

— Шайтан... — прошипел Замбул и принял из рук Сефера Гази тяжелый сверток.

Ибрагим постепенно успокаивался. Зловещий шум у ворот Биюк-сарая напомнил ему ту ночь, когда пировал весь Стамбул, а он сидел в темнице, проклиная могущественного Амурата. И вдруг дверь настежь, и толпа возле дверей тюрьмы, и труп ненавистного брата перед ним... А что, если этот подозрительный шум — это его, Ибрагима, очередь? А, слава аллаху... Янычары возмутились из-за права первыми целовать его шубу... Значит, они верны ему, и он еще долго может нежиться в роскоши и покое... Ибрагим медленными глотками цедил сквозь зубы вино, его пьяные глаза увидели двух Замбулов, вошедших в султанскую опочивальню.

— Я не звал тебя, что тебе нужно, кретин?

— Заговор против тебя, султан, — выпалил Замбул. Кувшин выпал из рук Ибрагима, он хотел вскочить на ноги, но спина приросла к подушке. Прохрипел:

— Где, кто?

— Мухаммед-Гирей бунтует в Крыму, султан.

Ибрагим широко раскрыл глаза, хмель как рукой сняло. Сорвался с подушки, схватил кизляр-агу за грудки и оттолкнул его, тупо вглядываясь в его открытую пасть.

— Кто, кто говорил мне, что Мухаммед будет верно служить Порте, кто убеждал меня в том, что Ислам-Гирей изменник?

Замбул поднялся на ноги, выпрямился, рабская покорность исчезла с его лица.

— Ты еще ни разу не бил меня, султан, и лучше не делай этого. Иначе Замбул начнет тоже гневаться. Как будет руководить солнцеликий султан великой империей, когда не станет всезнающего Замбула? Одиночество приличествует лишь аллаху, потому что он не ошибается, великий Ибрагим в одиночестве может ошибиться. А тогда Нур Али не пощадит твоей головы, как не пощадил Амуратовой. Я же, как всегда, даю тебе искренний совет: немедленно пошли за Ислам-Гиреем на Родос, а за Мухаммедом в Крым.

Ибрагим стоял с опущенными руками, пот градом скатывался по редким волосам бородки. Теперь он понял: его могущество, хлопанье в ладоши было самообманом. Все эти годы он ходил по дворцу, обманутый своими же подчиненными, и власть его будет держаться до тех пор, пока они захотят. Кара-гез! Все, что было до сих пор, — это Кара-гез, а он, одетый в султанское одеяние заключенный, тешит публику так, как этого хочет Нур Али и этот омерзительный Замбул.

...Гордо шагал Ислам-Гирей к султанскому дворцу. Он уже был уверен в победе. Умный Сефер Гази — великий друг и мудрец! Но странно одно: ему помогли не сеймены, а перекопский бей, который послал на султанские торги своего Мемета с мешком золота. Исламу вспомнился разговор с учителем у Ашламадере: «Кто будет у тебя правой рукой?» Мансур-бей хочет быть ею. С Мухаммедом, видимо, не удалось. А почему? Неужели брат не падок на деньги? А может, бей побоялся дать золото в неумелые руки? И дает их более сильному? Да... Но когда речь идет о взятке, тогда правды не ищи...