– Это чем же? – поинтересовался Бабкин.
– Тем, в чем мы заведомо сильнее. В данном случае это кропотливая работа со свидетелями первого круга. Я уверен, что…
Пискнула почтовая программа, извещая о том, что письмо доставлено, и Макар замолчал на полуслове, отвлекшись на снимки. Бабкин подсел ближе, чтобы видеть новые фотографии. В сопроводительном письме Куликов писал, что тестировал новый объектив, поэтому в кадр попадало все подряд. Ножка стола, травяной ковер, вид из окна, сама Наташа, радостно улыбающаяся в камеру… На этих снимках Макар надолго не задерживался. Наташа на фоне окна, Наташа, обхватившая колени руками, на табуретке, Наташа на фоне стены…
– Стоп!
Бабкин покосился на Макара, не понимая, почему именно на этой фотографии он остановился. Фотограф промахнулся с резкостью, и лицо девушки вышло расплывчатым, как и страницы манускрипта за ее спиной. Илюшин быстро пролистал остальные снимки и снова вернулся к этому, неудачному.
– Придется сверять по нему, раз других нет, – пробормотал он, открывая второе окно с фотографиями, которые принес Сергей, и начиная неторопливо просматривать их одну за другой.
Закончил Макар быстро. На экране ноутбука остался один снимок из отщелканных Бабкиным. Илюшин нажал «распечатать» и обернулся к выжидательно молчавшему Сергею:
– Занятные вещи обнаруживаются, вот что я тебе скажу. У меня была одна неуверенная мыслишка, а теперь она превратилась в уверенную гипотезу.
Сергей всем своим видом выразил готовность слушать.
– Куликова прервала телефонный разговор с отцом, сказав, что звонят в дверь. Это было в двенадцать часов, – напомнил Илюшин. – Из подъезда ее вывели около четырнадцати, как ты выяснил. Правильно? Правильно. Значит, мы имеем два часа, которые она провела в обществе двух мужчин, впоследствии – предположительно – похитивших ее.
– Хм. Допустим. И?
– У меня есть подозрение, что за эти два часа Куликова изобразила на стене вот что…
Макар вытащил из пасти принтера распечатанный лист, на котором отчетливо был виден странный цветок, а рядом – исписанный буквами квадрат.
– С чего ты взял? – недоверчиво спросил Бабкин. – Что-то сомнительно мне…
– На снимках двухнедельной давности этого фрагмента нет – это раз. Значит, его нарисовали недавно.
– Принимается. Но «недавно» могло быть неделю назад. Или десять дней. Или четыре.
– Этот рисунок не относится к манускрипту Войнича. Видишь, здесь одни буквы, не поделенные на слова? В рукописи нет такой страницы, я проверил. Это два.
– Та-ак… – протянул Сергей. – Уже интереснее…
– И он нарисован синей ручкой – это три.
– При чем тут ручка?
– Если бы ты внимательно изучил другие листы, то заметил бы, что девушка писала либо карандашами, либо очень тонкими фломастерами. Для рисунков она использовала только фломастеры, их цвета повторяют цвета оригинала, то есть манускрипта. А там синего нет.
– Вообще нет?
– Вообще есть, но в сочетании с другими красками. Так, чтобы весь цветок был нарисован синим – нет. А на этом листе у нас что? Именно, синий одуванчик. Или астра… Нет, пожалуй, все-таки одуванчик.
Бабкин задумался.
– Тебе не кажется, что это как-то по-дурацки звучит, а? – спросил он наконец. – Даже если похитители действительно просидели в квартире Куликовой два часа – ей что, делать в это время больше было нечего?
– Серега, скажи мне: что нарисовано на этих листах, которыми Куликова так старательно увешала всю стену? – вопросом на вопрос ответил Илюшин.
Бабкин пожал плечами:
– Копии страниц старого манускрипта. Увеличенные.
– Отлично, – одобрительно кивнул Макар. – А что есть страницы манускрипта? А?
– Насколько я понял из твоего объяснения, похоже, что это шифр.
Сергей посмотрел на Макара, ожидая язвительной реплики, но тот молчал, выжидательно глядя на него. И тут Бабкин сообразил:
– Елки-палки, шифр!
– Вот именно. Ты сегодня на редкость догадлив, мой медлительный друг! Разумеется, девушка не просто так развлекалась, изображая для своего удовольствия несуществующую флору. Это такая же кодированная запись, как и все остальное. Только эту запись она придумала сама, а не скопировала манускрипт.
– Нет, постой… погоди! – Бабкин выхватил у Илюшина распечатанный лист, уставился на него. – Но как она смогла это сделать, а? Чисто технически – как?! Если ее действительно сначала стерегли в квартире – кстати, зачем? – а потом увезли, то она все время находилась под охраной. Допустим, ее оставили одну – но в таком случае любой нормальный человек выбил бы стекло и заорал «на помощь», а не стал бы сочинять шифровку «Штирлиц – Центру». А если ее не оставляли одну, то как ей удалось бы незаметно изобразить вот это?! – он потряс листом. – Убей меня, Макар, но что-то здесь не стыкуется. Не говоря уже о том, что вряд ли она сообразила бы в экстренной ситуации писать послание шифром. Девице всего двадцать три года!